Книга не о любви - [25]

_____

Через две недели после аварии я продала своего скакуна однокласснику по имени Йоги Рюман. Левое колено, видимо, все еще болело. Но это не точно. Я так часто симулировала, что за это время разучилась отличать, что болит по-настоящему, а что — по моему хотенью. На следующем сабантуе Йоги призвал меня к ответу, потому что мопед — он упорно говорил — «этот мопед» — развалился прямо под ним. Когда я отказалась вернуть деньги, он спросил, не хочу ли я быть с ним. Йоги Рюман, как и большинство парней, был ниже меня ростом. Когда он стоял рядом, мне приходилось наклоняться, изгибать одну ногу, а вторую ставить наискосок. Худой как скелет, с узкими глазками, он выкуривал в день две пачки сигарет и казался коварным. И все равно, когда он спросил, не буду ли я с ним гулять, я не могла отказаться. В него были влюблены три мои одноклассницы. Они утверждали, что Йоги Рюман просто милашка. У него был задранный кверху детский носик, и если этого достаточно, чтобы считаться милашкой, тогда он, безусловно, им был. А кроме того, стоя однажды позади меня у лингафонного кабинета, он прошептал: «У тебя красивая жирная задница».

Это вовсе еще не значило, что он меня хотел. Может быть, меня уже никто никогда не захочет. Я выросла, следовательно, прибавила в весе. Он колебался между шестьюдесятью пятью и шестьюдесятью восьмью килограммами. Если мне удавалось не есть и не пить несколько дней подряд, то весы показывали шестьдесят четыре, но опуститься ниже магической черты в шестьдесят килограммов мне не удавалось. А мне так хотелось весить пятьдесят девять, нет, лучше пятьдесят семь. Каждое утро я вставала на весы и каждое утро была толстой. Иногда я специально взвешивалась еще и вечером или днем. И тогда оказывалось, что я очень толстая. Да еще и очень высокая Может быть, у меня в спинном мозгу опухоль, которая раздвигает позвоночник. В один прекрасный день ее обнаружат и удалят. Из-за ошибки анестезиолога я впаду в кому, а когда через два месяца приду в себя, выяснится, что я стала ниже на восемь сантиметров. К тому же исхудала так, что не могу не вызывать жалости. Тогда и начнется моя жизнь. Ведь даже ребра будут просвечивать! И на бедрах тоже начнут выпирать кости. По вечерам, лежа в постели, я удовлетворенно рассматриваю свой плоский живот и кости — в таком положении их видно еще лучше. Однажды молодой человек погладит мои бедра и скажет: «Боже мой! Какая ты худенькая!»

К сожалению, все это неправда. Ноги у меня совсем не тонкие, к таким костям они просто не подойдут, а задница настолько жирная, что некоторые мужики не могут удержаться, чтобы за нее не ухватиться, а Йоги не может спокойно на нее смотреть и не делать соответствующих замечаний. Некоторые парни покупали себе джинсы 26-го размера. Я же носила «Wrangler» 31-го. 29 — это было бы уже кое-что, 29 или 28. Они узкие, а ткань натягивалась между костями, не касаясь живота. Когда я шла, штаны ерзали по костям и терли кожу. Это ощущение мне нравилось. Оно постоянно напоминало, что в этом месте я тонкая. Была и еще одна приятная боль — легкое покалывание, начинавшееся, когда желудок вгрызался в самого себя. Я никогда не ела столько, сколько нужно, чтобы оно прекратилось.

«Хорошо, когда болит живот, — утверждала Мелкая Дорис, — если ты чувствуешь голод, да еще и такой, что болит желудок… Когда болит желудок, ты худеешь». Судя по ее словам, я худею беспрерывно. Но вдруг мой вес внезапно снова взлетел вверх и стал шестьдесят семь кило. А вот Мелкая Дорис, наоборот, с каждой неделей становилась все тоньше. Но не выше. Только худела. Она почти не выросла с того момента, когда я бросила в нее мыло. Кости торчали изо всех мест, ноги и руки начали покрываться желтым пухом — прямо как у пчелы. Ей никто не прошепчет в ушко, стоя перед лингафонным кабинетом, что у нее жирный зад. С другой стороны, Йоги никогда не спросил бы у девушки, похожей на нее, будет ли она с ним. Дорис тоже считала, что у меня толстая задница, но ей казалось, что с этим нужно смириться. У меня такая предрасположенность. А ее предрасположенность — оставаться маленькой. «Я никогда не буду красавицей, — заявила она, — мне нужно подчеркивать свое изящество».

У меня прямо челюсть отвисла. Мелкая Дорис была довольно маленькой, но мне никогда не пришло бы в голову назвать ее изящной. Тонкие губы, большой подбородок… Да еще и довольно упрямая. Теперь до меня дошло, почему она одевается только в дорогущих бутиках для детей.

«Боже мой, Дорис, ты совершаешь огромную ошибку. Как ты собираешься подцепить парня, если ходишь в этих клетчатых распашонках или желтых штанишках? С такой фигурой я бы не вылезала из самых крутых мини-юбок». — «У меня очень хороший вкус. Я коплю деньги и раз в полгода покупаю новые вещи. Нечасто, но только самое лучшее. И кто бы говорил! У тебя же никакого стиля! Напяливаешь на себя безвкусную дешевку».

Она была права. Видок у меня был — дай боже. На мне или джинсы с никакой размахайкой синего цвета и индийский платок, или синий рабочий комбинезон с поднятым воротником (чтобы было немного похоже на униформу Мао).