Книга Лунной Ночи - [5]

Рхиоу подошла к решетчатым перилам, окружающим балкон, и посмотрела вниз. Квартира ее эххифов была угловой. До следующего балкона было футов тридцать гладкой стены, но он Рхиоу не интересовал. Гораздо проще было бы спрыгнуть на находящийся всего тремя футами ниже парапет, окружающий крышу соседнего дома, но и этого делать она не собиралась. Путь Рхиоу лежал направо. Строители украсили стену здания узором из выступающих кирпичей, и Рхиоу по ним собиралась добраться до другого угла, примерно в пятидесяти футах от балкона; оттуда, спрыгнув на шесть футов вниз, можно было попасть на крышу еще одного, расположенного ближе к улице дома.

Рхиоу проскользнула между прутьев решетки, осторожно ступила на первый кирпич и двинулась вдоль стены, аккуратно переставляя лапки. Спешить было нельзя. Этот отрезок пути, первый, который она преодолевала каждый раз, выходя из дому, и последний на обратном пути, был самым опасным: опорой для лап служили выступы не шире одного дюйма, и зацепиться, случись ей упасть, было бы не за что. Однажды это почти произошло, и Рхиоу пришлось целых полчаса вылизываться, чтобы успокоить нервы. Ее очень испугало то, к чему могло привести падение, и – страшнее всего – что кто-нибудь мог ее увидеть.

Зря тратила время, – посмеялась теперь Рхиоу над собой, молодой и неопытной. – Однако все мы учимся…

Дойдя до угла, Рхиоу помедлила и огляделась. До нее долетал приглушенный городской шум – гудки машин с Третьей авеню, безутешные стенания охранной сигнализации кварталах в пяти к северу, грохот ящиков, которые разгружали перед булочной за углом. Маленькую черную кошечку, замершую на дюймовом выступе стены в девяноста футах над тротуаром Семидесятой улицы, со всех сторон окружали отвесные стены жилых и административных зданий. Хотя в стенах и были окна, никто Рхиоу не замечал. Что ж, такова жизнь в Йаххах:[4] никто ни на что не обращает внимания, кроме собственных дел.

За исключением небольшой группы общественных служащих, к которым принадлежала и Рхиоу. Впрочем, не стоило тратить время на подобные размышления, особенно здесь, где она напоминала глаз тухлой рыбины, выставленной на всеобщее обозрение. В ее обязанности входило оставаться незаметной, и она давно уже хорошо освоила эту премудрость.

Рхиоу хорошо рассчитала прыжок. Не имеет значения, что она уже делала это тысячу раз: тысяча первый прыжок может лишить вас той запасной жизни, которую вы приберегали на черный день. Рхиоу напрягла лапы, прыгнула и оказалась в той самой точке потрескавшегося бетона, покрывавшего бортик в фут шириной, в которую целилась, потом соскочила на саму крышу. Подергивая хвостом, она огляделась.

Поблизости никого не было. Рхиоу не задерживаясь прошла по острому гравию, вдавленному в бетон: такое покрытие она не любила, от него болели лапы. Она миновала забранные решетками вентиляционные отверстия и вращающиеся с низким воем лопасти вентиляторов системы кондиционирования; приближалось лето, в последнюю неделю стояла необычно жаркая погода, и от этого городской шум резко усилился. Запахи тоже стали другими. Воздух над крышей был полон вони какого-то антисептического средства, застарелого табачного дыма, скопившейся еще с зимы пыли, подгорелой пищи, отходов, дожидающихся дня вывоза в камерах мусоросборников.

По сравнению с этим воздух улицы, пахнущий всего лишь выхлопными газами, казался свежим. Рхиоу глянула с крыши вниз. Семидесятая улица уходила на запад, но дальше пересечения с Третьей ничего видно не было: все загораживали леса строящегося здания и ограда раскопанного участка, где ремонтировали коллектор. Мостовая казалась мозаикой асфальтовых заплат, окаймленной двумя вечными линиями припаркованных автомобилей; по тротуарам тут и там спокойно шли люди. Некоторые из них вели на поводках хоуифф,[5] и Рхиоу сморщила нос: даже здесь она чувствовала запах того, что собаки оставляли на улицах, как бы старательно ни убирали за ними хозяева.

Что ж поделаешь, – подумала Рхиоу, – так уж заведено в этом городе. И мне следует взяться за дело, если я не хочу, чтобы стало еще хуже.

Рхиоу села, обвила хвостом передние лапки и сосредоточилась. Забавно: приходится делать мир таким, чтобы в нем хоуифф. которые гадят на улицах, хорошо жилось… Да, такова ее работа.

Рхиоу прикрыла глаза, чтобы лучше видеть самой – и быть более заметной для нефизических сил мироздания.

Мне сегодня предстоит повстречаться с жестокими и трусливыми, – подумала она, – хитрыми и завистливыми, безразличными и невежественными: никуда от них не денешься. Однако это не значит, что я должна стать такой же, как они. Я знаю свою работу, и поручили ее мне Вечные Силы. Моя лапа – это их лапа, попирающая Змею, сейчас и всегда…

Формула медитации включала еще кое-что, но Рхиоу была уже достаточно опытной, после шести лет работы, чтобы, как говорил кто-то из ее знакомых-людей, немного отступить от катехизиса. Медитация должна была подготовить ее к выполнению долга, напомнить о самом важном – важном не только для ее собственного вида, но для благополучия всех живых существ на планете; не только о ее личных опасениях и сомнениях, но страхах, какими бы идиотскими они ни казались, всех остальных. Всегда существовала опасность, что произнесение формулы станет рутиной, чем-то, что вы просто бормочете перед началом рабочего дня и тут же забываете. Рхиоу неизменно старалась вникать в смысл произносимых слов и вообще тщательно готовиться к работе, но в то же время ее подгоняло желание поскорее взяться за дело… Оставалось надеяться, что Вечные Силы поймут.