Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть II. Превращение - [66]

Общий итог «Зарницы», как это часто бывает в подобных случаях, показался обидно двусмысленным обеим соперничающим сторонам. Взрослые (они же судьи) просто отказались объявить в конце победителя: им, мол, сперва требуется тщательно проанализировать весь ход боевых действий и произвести какие-то сложные подсчеты, чтобы все было точно и по справедливости. Результаты игры обещали огласить через неделю, и не просто так, а на торжественном собрании в районном доме культуры, где состоится также награждение особо отличившихся.

Многие были недовольны таким «отложенным» решением и даже высказывали какие-то безумные подозрения о возможном подсуживании, но все эти обиды и пересуды касались давно уже мертвого Фурмана лишь постольку-поскольку…

* * *

Ровная, без происшествий, школьная неделя легко поглотила весь этот бесформенный ком событий и переживаний, переместив его в область «необязательных» снов и кошмаров.

Поэтому, когда Фурман получил именной билетик с приглашением на торжественную встречу участников «Зарницы», он почувствовал не только острейшее нежелание еще раз «встречаться» с кем бы то ни было, но и глубокое возмущение этим нарушением границ между разными «мирами».

Тем не менее он не смог отказать Лене, попросившему его помочь составить списки представленных к наградам. Фурман настоял, чтобы в эти списки были внесены, во-первых, все «синие» десантники, включая глуповатого знаменосца (присвоить ему капитанское звание, конечно, не получилось – да ведь и не за что было, если честно), во-вторых, несколько остававшихся верными ему солдат и офицеров и даже (скрепя сердце) сын учительницы пения, который, как оказалось, занял второе место по числу выведенных из строя противников (одна радость, что «посмертно»)… А потом, слово за слово, Леня все-таки уговорил его пойти на «наш общий праздник». «Возможно, тебя там ожидает сюрприз», – меланхолично намекнул он на прощанье.

Сюрприз? Что это может быть?.. Неужели меня тоже хотят наградить? В списках меня не было… Сюрприз! Орден? Эх, разве я его заслужил?.. А что же, может, и заслужил… Господи, какая ерунда лезет в голову! На кой мне их «орден»?! из туалетной бумаги…

На торжественное мероприятие Фурман явился, как и просили, при полном параде.

Несмотря на некоторые потуги устроителей, вечер развивался по большей части как обычный концерт самодеятельности. Со сцены перед полупустым залом утомительно долго выступали ветераны войны, потом зачитывались стихи и поздравления, исполнялись детские песенки и народные танцы… Публика несколько оживилась, когда участникам «Зарницы» предложили поделиться своими «боевыми воспоминаниями». Каждый вспоминал что-то сугубо свое, но разворачивающаяся под общий хохот картина игры с каждым новым эпизодом представлялась Фурману даже еще более бессвязной и абсурдной, чем в его личных воспоминаниях…

Награждение стояло в программе последним пунктом. «Героев» одного за другим вызывали на сцену, кратко описывали их подвиги и под неутихающие аплодисменты вручали им грамоты, а особо отличившимся прикалывали к груди почетные знаки, «ордена» и «медали». Фурман старательно хлопал вместе со всеми, примериваясь к поведению «героев» на сцене и их наградам и в перерывах придумывая свою «ответную речь»… По правде говоря, он ужасно разволновался: тело сотрясала дрожь, щеки и уши пылали, а ноги и одеревеневшие от хлопков ладони были ледяными…

Его не вызвали.

(Никто не хотел его обидеть. Он ведь и сам знал, что не заслужил никакой награды… Просто он ошибся: не так понял Ленины слова. Под «сюрпризом» добрый Леня, скорее всего, имел в виду очередное «чаепитие в узком кругу» – оно и состоялось тем вечером в маленькой комнатушке на втором этаже, рядом с входом в зал, после окончания «основной части» мероприятия… Посидев там немного, Фурман сказал, что, кажется, заболевает и ему, наверное, лучше пойти домой. Поскольку вид у него и в самом деле был неважнецкий, его, конечно, отпустили, напоследок сочувственно посоветовав лечиться. Но, хотя школу он на следующий день пропустил, заболеть по-настоящему ему не удалось…)

Вздох ангела (внутренний мир)

1

На первом же уроке физкультуры в шестом классе обнаружилось, что за лето кое с кем произошли странные изменения. У большинства на загорелой и чуть загрубевшей коже рук и ног весело золотился мелкий дитячий пушок, а у Мишки Николаева – самого спортивного, смазливого и кудрявого мальчишки в классе – этот пушок теперь удлинился и потемнел, превратившись, особенно на голенях, в узнаваемую тень взрослой (звериной?..) «шерсти». Общественное сознание было весьма взбудоражено этим фактом. Выдвигались различные предположения не только о Николином происхождении, но и о его возможном будущем. Мишка очень старался не обижаться, но, случалось, не выдерживал и «озверевал» – что лишь подтверждало высказывавшиеся ранее опасения.

Через год шутки на эту тему вышли боком: поразившая Николу «нехорошая болезнь» оказалась ужасно заразной, и Фурман, бывший одним из главных насмешников, стал ее третьей жертвой. Отвратительные и пугающие симптомы собственной «волосатости» представлялись ему столь вопиющими, что он всерьез подумывал о том, не начать ли ему ходить на физкультуру в длинных тренировочных штанах, хотя это и противоречило бы строгим официальным требованиям к спортивной форме.