Книга для ПРОчтения - [13]

Первой не выдержала мама.

— Ну это же надо так из-за мороженого расстраиваться, — стала ругать меня она. — Это прямо невозможно так себя доводить! Завтра же поговорю с отцом, чтобы он приканчивал со своими строгостями.

Неудивительно, что словосочетание «отец приканчивает» нисколько не укрепило мои нервы, а вовсе даже наоборот. Чертова свинья так испохабила мою жизнь, что мне начало казаться, будто это я сама наглоталась значков и меня вот-вот разрежут консервным ножиком. А мама все не унималась. Она предлагала отвести меня в кафе лично, подсовывала рублики и календарики и даже грозилась скупить всю Вески, если таковая еще имеется в наличии. Но чем сильнее родительница активничала, тем больше я чахла. Наконец момент истины настал.

— Знаешь, Катя, пожалуй, не нужно никаких копилок, — сказала мама в одно прекрасное утро. — В конце концов, деньги ведь и созданы для того, чтобы их тратить. Сегодня же мы откроем твою свинью и все вместе пойдем в магазин. Это ничего, что копилка не полная. Сколько-то там уже есть, а остальное я добавлю. Сережа, неси нож!

Остальное, как в замедленном кино. Папа приходит с кухни, поддевает ножом заплатку и как-то странно смотрит внутрь. Через несколько секунд к нему присоединяется мама, и они разглядывают свинкино чрево вдвоем. Они пялятся туда довольно долго, так долго, что моя шестая клиническая смерть плавно перетекает в седьмую и я отчетливо понимаю: еще чуть-чуть — и они потеряют меня вместе с диванной обивкой. Меня — потому что я сдохну от чуйствс, а обивку — потому что перед тем, как сдохнуть, я наверняка описаюсь или хуже. Как раз когда я окончательно решаюсь обгадиться, тем самым избежав порки, мама высыпает значки на стол. В свете лампы они блестят не хуже монет, все эти перемешанные звездочки и мишки, и я смотрю на них, но вижу лишь разбегающихся в разные стороны демонов, маленьких хитрых демонов с коричневыми рожками и хвостиками крючком. «Сдохни с достоинством!» — успевает крикнуть последний, перед тем как окончательно раствориться в воздухе. Я мысленно проклинаю его, но понимаю, что он прав. Уж ежели что-то делаешь, то делай до конца — так, чтобы и потомкам икалось.

Со вздохом я поднимаю глаза на маму, прекрасно зная, что она сейчас спросит, и уж тем более зная, что я ей отвечу. У меня есть миллионы вариантов избежать наказания, да и вообще родители мои не звери, а только вдруг как-то ясно мне становится, что заскули, смажь момент — и жизни никакой не будет, ну вот не будет, хоть ты тресни.

— Катерина, что это такое? — спрашивает у меня мама и как-то смешно сводит брови.

— Сюрпри-и-и-и-из! — отвечаю ей я и улыбаюсь. Улыбаюсь на десять рублей восемьдесят пять копеек.

Со свиньей покончено. Навсегда.

Про водителя и про ключ

Дело было под Новый год, буквально дня за три до основных празднований. Как вы понимаете, настоящие индейцы и прочие краснорожие к возлияниям готовятся заранее и тренинги проводят с 20 декабря по 13 января включительно. Я индеец не настоящий, а оттого подошла к вопросу почти что скромно. «Скромно» — потому что напилась всего один раз, а «почти что» — потому что я и за один раз ухитряюсь выполнить месячную норму.

Ладно, хватит вам лирики.

Телефонный звонок. Пока телефон надрывается, пытаюсь продрать глаза. Продрала. По расположению солнца догадываюсь, что часиков — где-то в районе четырех дня, по падающему с неба снегу понимаю, что время года — зима, по мерзкому шуму дороги соображаю, что, вероятнее всего, я в Москве, а по надетым на мне лифчику и носкам я практически уже не сомневаюсь, что к вечеру будет швах. Ну да, логика — великая вещь: если в таком виде, то, значит, раздевал муж, если раздевал муж, значит, была не в состоянии раздеться сама, если была не в состоянии раздеться сама, значит, напилась до зеленых чертенят и пощады ждать не от кого. Пытаюсь собрать остатки сознания и восстановить картину вчерашнего действа. Сознание беспощадно: в голове кривляется какая-то барышня, висящая на недоуменном стриптизере. Полная задница, думаю я, щас, наверное, в прихожую выползу, а там — сумки и записка: «К маме — это туда». Минут, наверное, семь размышляю про раздел имущества, а потом сознание все-таки меняет гнев на милость: приглядевшись к лицу окучивающей стриптизера барышни, я понимаю, что это была не я. Радуюсь, как ребенок, которого угостили бубликом, и ползу в ванную, проговаривая про себя свежепоявившееся оправдание: «Хоть и напилась, а к мужикам-то не лезла, вот ведь даже под алкоголем — а какая я сознательная». К дверям ванной комнаты подхожу не только ободренной, но и даже в некотором роде размышляющей, как бы выцыганить себе на платьице под соусом «Вон вокруг какие сволочи, одна я у тебя дерьмовочка». Короче, никакого западала в ванной я не жду. А оно там. Прямо посреди надраенного кафеля, в центре белой купели, стоит большой оранжевый таз, в котором плавают мои вчерашние джинсы и кофтейка.

— Ну ничего такого страшного, может, ты вчера ночью постираться решила, — подсказывают мне зеленые человечки.

Но я им ни фига не верю. В ванной совершенно не пахнет стиркой, а вовсе даже наоборот: там пахнет так, как будто у нас поселился хорь, и не просто поселился, а женился, обзавелся потомством и помер с почестями (вместе с потомством).