Книга Бытия - [25]

Как я уже говорила, Порт Барбра — это неприглядные, грязные трущобы, где жители никогда не заботились о таких мелочах, как чистые улицы или уютные жилища. Барбрианцы кутались в капюшоны, шарфы, покрывала, платки, будто отгораживались от мира.

Но в день нашего приезда после полудня люди Барбры были определенно более общительны, чем обычно. Они не веселились, конечно, по-настоящему, но толпа гудела, будто ветер в огромном дымоходе.

Нас приветствовала и другая толпа: множество мелких мошек. Очень скоро мы закутались так же, как народ на берегу, и стали учиться говорить с закрытым ртом и смотреть сквозь узкие щелки полуприкрытых век.

— Хуже, чем когда бы то ни было! — проворчала Пэли.

— Мммм… — согласилась я. — Хорошо, что я теперь маленькая. На мне мало места.

Я заметила, что барбрианцы не тратили времени и сил на то, чтобы хлопать этих паразитов или пытаться смахнуть их с открытых участков тела. Они просто игнорировали это неудобство, так же как пренебрегали удобствами в быту.

Когда орда встречающих наконец разошлась, тучи насекомых тоже рассеялись.

Может быть, их привлекало именно большое скопление народа. И больше они нам не докучали так сильно.

Последующие несколько дней были для меня очень, очень напряженными. Шатер поставили рядом с хижиной хозяйки пристани — это был Порт Барбра, не забывайте, и гильдия не хотела нарочито вступать в противоречие с местными строительными нормами. Вход в шатер был прикрыт муслиновым пологом, чтобы не допустить внутрь непрошеных маленьких визитеров, которых я очень не хотела бы взять с собой в хранилище-Ка; если мошки станут падать в приготовленные порции течения и будут выпиты вместе с ним, тогда посвященным придется разделить свою загробную жизнь с жужжащей мошкарой. Нет, я щучу. Барбрианские окна и двери были как следует защищены от насекомых сетками и пологами. Для местных жителей позволить себе подобный комфорт было неслыханной роскошью, но иначе можно было бы просто сойти с ума. Но эти занавески еще больше усиливали их уединение. Увы, из уважения к посетившей их жрице местные подрядчики превзошли самих себя в стремлении закутать все муслином. Результатом их усилий явилась жуткая духота в шатре и моя головная боль. Год уже катился к завершению, дни стояли не такие жаркие. Но все же мы были в тропиках. Мне пришлось просить Лану обмахивать меня огромным листом, отчего, должно быть, я казалась барбрианцам возмутительно изнеженной. А может быть, это усугубляло мой образ экзотического посланника Червя?

В любом случае мне было чем заняться, и Пэли тоже. Она навестила издателя местной газетенки и спросила его о Пира-па, для которой якобы у нее было важное сообщение. Парень, который был и печатником, и редактором, оказался неразговорчивым (может, они все здесь такие?), но все же пообещал Пэли поспрашивать у народа.

Пэли притащила экземпляр его еженедельника «Звон Барбры». Похоже, основным его содержанием были пустые сплетни — пустые, потому что большинство персонажей скрывались за инициалами, хотя, возможно, каждый житель Порта Барбры знал, о ком идет речь. А сколько-нибудь значимые новости из других областей реки подавались в виде сжатых фрагментов, собранных вместе и втиснутых во врезку. Какой контраст с утонченным остроумием и блестящей эрудицией новостей на газетных страницах процветающего Аджелобо, всего в сорока лигах вниз по течению! Да и качество печати здесь оставляло желать лучшего.

— М-да-а, ему бы надо назвать это «Пустозвон Барбры», — пошутила Пэли.

Статья на первой странице о моем предстоящем прибытии в такое-то и такое-то время на борту «Красотки Джилл» произвела на меня Очень странное впечатление. Она читалась скорее как передовица, а не как новость, практически обязывая читателей явиться за своей порцией течения (если они еще не зарегистрировались у хозяйки пристани). В середине статьи колонка превращалась в проповедь о хранилище-Ка, которое описывалось как «место, где останавливается время и росток жизни становится семенем смерти, со всем, что было в нем живого ныне и присно» или что-то в этом роде.

По версии Стамно, барбрианская газета была под опекой сочувствующих культу. Может быть, потому этот «Звон» и был таким зашифрованным? Может быть, то, что я приняла за беспредметные слухи, на самом деле представляло собой секретные сообщения и иносказания, ясные только для посвященных? После прочтения «Звона» у меня сложилось еще более неприглядное впечатление о Порте Барбра, чем в мои прежние посещение; я с трудом могла представить, что здесь будет напечатана моя книга. Это место наводило страх. Здешняя жизнь казалась замысловатой шарадой.

Через два дня маленькая девочка вручила Пэли запечатанный конверт.

Внутри было сообщение: «Та, кем вы интересуетесь, встретит вас и вашу маленькую сестру реки за зданием редакции „Звона", когда сумерки превратятся в ночь. Вы обе, но никого больше». Подписи не было.

Пэли нашла возможность показать мне записку без свидетелей, вернувшись на борт перед самым ланчем. Утро в шатре выдалось беспокойное, и было похоже, что весь день будет таким же. Мы вполне могли простоять в Порту Барбра одну-две недели, ведь здесь мы пользовались большим спросом в отличие от Гинимоя, где мы задержались из-за безразличия местного населения. Кто бы мог подумать, что в окрестностях Барбры проживает так много народу и что все они в состоянии расшифровать текст своей газетенки?