Книга Блаженств - [48]
Нина стояла в дверях, не смея войти. Мати едва узнавала ее, блеклую, бесцветную, оплывшую. Тряпичная, нестрашная злая колдунья, не решающаяся перешагнуть порог раскаяния. На похоронах и поминках они так и не обнялись в знак примирения; общая утрата не объединила их, а развела еще больше. Павлик был их общим множителем, без которого им даже не о чем стало поговорить.
В последнее время Нину начали посещать новые мысли, от которых ей становилось неуютно. Любую рефлексию она старалась откладывать на потом, а вот теперь, похоже, это «потом» наступило. Оказавшись в полном одиночестве, она примерялась к неизбежной догадке: то, чего человек достоин, он получает не после смерти, а уже здесь, в этом мире. Раньше она любила представлять, какой скромной и благочестивой станет ее жизнь в старости. Как будет она, подвязав чистый платочек, отправляться в церковь — замаливать грехи, прощать обидчиков и забивать себе местечко в раю, раз уж пришло время подумать о душе. Как будет она доброй и смешливой, с пучком вербы в стакане, с Богоматерью Семистрельной на стене, как станут внуки любить ее пироги и рассказы о Кубе и Советском Союзе. Что-то не клеилось — может, она еще была недостаточно стара?..
Нина отчаянно нуждалась в союзнике. Ей надо было переманить на свою сторону дочь, привлечь ее, припахать к своим мечтам так, чтобы Матильда дополнила идеальную картину ее вдовой старости. Иначе откуда возьмутся шаловливые внуки и безобидные бабские сплетни за чаем с вареньем?
От чая Матильда отказалась. Отказалась помочь матери разобрать «семейные архивы» — пачки старых фотографий пополам с газетными вырезками и просроченными квитанциями, годами копившимися на антресолях. Она не могла не заметить появившуюся во взгляде Нины заискивающую беспомощность, но отчего-то ей было не жаль мать. Наоборот, неизвестно откуда поднявшаяся жестокость накатила на нее, как тошнота. Матильда почувствовала, что стоит ей задержаться еще на четверть часа, и тошнота эта хлынет из нее потоком жгучих, обидных, несправедливых слов. Несправедливых потому, что теперь уже не имели значения все эти ежедневные стычки между матерью и Павликом, все ее упреки, все военные действия. Просто Павлик прожил свою жизнь как сумел, прожил, и всё, и она кончилась, и никто не виноват. Превозмогая себя, она протянула руку и погладила мать по волосам.
— Я пойду.
— Зачем приходила-то?
— Соскучилась но папе.
— Так останься, помянем.
— Нет.
Нина встала между Матильдой и входной дверью. Она понимала, что лучше было бы сейчас — вот именно сейчас — отпустить дочь, не заводить разговоров о дороговизне съемного жилья, о болезнях и одиночестве. Это понимание боролось в ней с всегдашним желанием действовать кому-нибудь в ущерб, все равно кому, да хоть самой себе, лишь бы не пускать все на самотек.
— Матюша, останься! — Нина вцепилась в рукав ее пальто и поползла вниз, как оседающее тесто.
Матильду охватила досада. Она попробовала под мышки оттащить Нину от двери, как капризного ребенка, закатившего скандал в супермаркете, но перевес в буквальном смысле был на стороне Нины. Тихонько подвывая, Нина тянула сразу за оба конца шали, накрученной на шею дочери, словно собиралась задушить ее, повиснув всей тяжестью. Быстро ослабев от борьбы, Матильда опустилась на пол рядом с Ниной. Она прижала голову матери к своему плечу, так, словно укачивала младенца: мам, ну не надо, все будет хорошо, ну правда, мам, просто не сегодня, я не могу сегодня, смотри, что у меня есть для тебя.
Шмыгая носом, Нина открыла коробочку с часами и на время притихла. Мати воспользовалась паузой, чтобы освободиться.
— Я хотела подарить на Новый год, но лучше сейчас. Я, возможно, уеду.
— Куда?
— Не знаю, в путешествие. В теплые страны. Даже, наверное, на Кубу.
Открытие выставки в галерее М. ничем не отличалось от сотен таких же ежесезонных премьер в других галереях. Немного выдохшегося шампанского, журналисты с бородатыми фотографами/операторами, экстравагантно причесанные молодые люди, провожающие друг друга завистливыми взглядами, и сердечно скалящиеся девушки из тусовки. В тот вечер, а пожалуй, признаться, и всегда, Мати была одной из них, приветливо махала ладошкой на камеру, расцеловывалась с людьми, чьих имен не помнила, заученными фразами хвалила работы. С самим М., впрочем, едва поздоровалась: он постоянно был занят беседой с кем-то другим или давал интервью, даже на скверном, но бойком английском. Внезапно увидев в толпе бывшую однокурсницу, Матильда захотела спрятаться. Нет ничего скучнее, чем пытаться за две минуты пересказать все, что случилось за последние двадцать лет. Интересно, как это могло бы прозвучать в ее устах? По специальности не работала ни дня, замуж не вышла, детей не родила, зарабатываю на жизнь сомнительными поделками, смысл которых неочевиден даже для меня самой?.. Все, чему я выучилась, — это путешествовать и заниматься сексом с теми, кого никогда не полюблю?.. Или просто сказать: Таня, отстань, у меня умер отец, и я не расположена чесать языком?.. Мати шмыгнула за холщовый полог, отделявший от основной экспозиции комнатку-темнушку, где стоял один из объектов.
Книга сказок «Арысь-поле» о том, чего нам всегда не хватает, — о любви. Это книга для тех, кто плывет, нигде не бросая якоря; для всех неприкаянных Божьих тварей. Удивительные красивые сказки, в которых девочки любят ангелов, совят и волчков; в которых девочки становятся ящерицами, рождественскими феями и незримыми источниками печали…
Анна Ривелотэ создает произведения из собственных страданий, реальность здесь подчас переплетается с призрачными и хрупкими впечатлениями автора, а отголоски памяти вступают в игру с ее воображением, порождая загадочные сюжеты и этюды на отвлеченные темы. Перед героями — молодыми творческими людьми, хорошо известными в своих кругах, — постоянно встает проблема выбора между безмятежностью и болью, между удовольствием и страданием, между жизнью и смертью. Тонкие иглы пронзительного повествования Анны Ривелотэ держат читателя в напряжении с первой строки до последней.
Очаровательная лирическая история уже немолодых людей, лишний раз доказывающая поговорку, что для такого чувства, как любовь, нет возрастных ограничений.В романе противопоставляется истинное творчество провинциального таланта и массовое искусство большого мегаполиса, приносящее славу, успех и опустошающее удовлетворение. Коварная и непреодолимая любовь открывает новый взгляд на, казалось бы, прожитую жизнь, заставляет творить, идти вперед и добиваться успеха и, несмотря на всю трагичность и безысходность, дает повод надеяться, что эта боль и переживания не напрасны.
Случайная встреча с военным летчиком круто меняет жизнь юной Муси Берестовой. Любовь с первого взгляда поражает обоих, как удар молнии, они не в силах противиться влечению. Но Вадим женат, и разлука неизбежна. Проходит много лет, а Муся все вспоминает о своем принце, любит и ненавидит его. И, только встретив другого человека, она понимает, что может полюбить снова. И в этот момент Вадим вновь появляется в ее жизни. Перед Мусей встает неразрешимая задача — ей надо сделать свой выбор…
Аня, «рабочая лошадка» рекламного агентства, несправедливо уволена по подозрению в экономическом шпионаже. Бывает... Кошмар? Не совсем... Нашлось наконец-то время заняться собой. Похудеть, помолодеть н превратиться из «гадкого утенка» в «прекрасного лебедя». Теперь «серая мышка» имеет все шансы стать знаменитой фотомоделью... И даже безнадежно любимый ею бизнесмен обращает на нее благосклонное внимание... Но поздно — в жизни Ани появляется новый мужчина, способный предложить ей настоящую любовь!…
Семье журналиста Питера Хэллоуэя грозит разорение. Чтобы спасти положение, его жена Гарриет принимает весьма неординарное решение.
Ее зовут Миллисент, Милли или просто Мотылек. Это светлая, воздушная и такая наивная девушка, что окружающие считают ее немного сумасшедшей. Милли родилась в богатой семье, но ее «благородные» родители всю жизнь лгут и изменяют друг другу. А когда становится известно, что Милли — дитя тайного греха своей матери, девушка превращается в бельмо на глазу высшего света, готового упрятать ее в дом для умалишенных и даже убить. Спасителем оказывается тот, кого чопорные леди и джентльмены не привыкли пускать даже на порог гостиной…
Вы пробовали изменить свою жизнь? И не просто изменить, а развернуть на сто восемьдесят градусов! И что? У вас получилось?А вот у героини романа «Танцы. До. Упаду» это вышло легко и непринужденно.И если еще в августе Ядя рыдала, оплакивая одновременную потерю жениха и работы, а в сентябре из-за пагубного пристрастия к всемерно любимому коктейлю «Бешеный пес» едва не стала пациенткой клиники, где лечат от алкогольной зависимости, то уже в октябре, отрываясь на танцполе популярнейшего телевизионного шоу, она поняла, что с ее мрачным прошлым покончено.