Книга ароматов. Доверяй своему носу - [11]
Ноты: терпкие травы, ветивер, лимон, кожура лайма, чай, грейпфрут, имбирь, терпко-горькие пряности.
Zarkoperfume Ménage à Trois
Точный выверенный штрих резцом, еще один и третий совсем легкий, словно поглаживающий кожу деревянной статуи. Фредерик откладывает в сторону инструмент и вглядывается в глубину дерева, гладит его рукой, вдыхает аромат только что стесанного древесного пласта. Потом прижимается к изваянию всем телом, закрывает глаза и вслушивается. Он уже давно видит готовую статую, но ждет момента, когда она сама будет готова стать чем-то большим, чем обструганный кусок древесины. Фредерик отходит в сторону, любуется на застывшую в мечтах девушку, она сидит, чуть приподняв голову вверх, обняв прижатые ноги руками, и смотрит еще затуманенными деревянными глазами высоко-высоко, туда, где рождаются звезды.
«Какой хороший заказ», – думает Фредерик, – «как редко в наше время, заказчик просит вещь с душой». На самом деле Фредерик не торопится закончить работу, потому что ему не хочется расставаться с ней. С ней, которую он нарек Элиана. Фредерик набрасывает на ее плечи белое сукно и уходит. Нужен перерыв, иначе руки начинают дрожать от перенапряжения, и глаз теряет остроту.
Пара часов сна, и Фредерик вновь в мастерской. Он гладит ровное плечо Элианы, склоняется к ее груди и вслушивается. Он давно уже не спрашивает себя, зачем эти действия, вопросы нужны тем, кто сомневается в своем таланте, те, кто принял дар, верят каждому порыву, любой странной мысли и неясному зову. Фредерик слышит удар, потом еще, мерное биение повторяется. Гулкие, раскатывающиеся в глубине статуи удары сердца. Ужас, смятение, страх, счастье, гордость и радость накатывают одновременно, неразделимым комком чувств.
– Я хочу есть, – говорит Элиана, потягиваясь вверх худенькими, как тростиночки, руками.
Фредерик опускается на стул и молча смотрит, как обнаженная Элиана встает со стола и идет к балкону. Она открывает дверь, сумерки врываются в мастерскую, и все теряет оставшуюся логику. Сумерки не терпят логики, меняющие пространство, время и восприятие, они говорят: «Доверяй только своему сердцу».
– Оттуда вкусно пахнет, – указывает Элиана на маленькую кофейню через дорогу.
Фредерик кивает и выходит из мастерской.
Широкий каменный парапет балкона усыпан крошками ароматного лимонного бисквита, который доедает Элиана. Они сидят рядом, свесив вниз ноги, и смотрят на ночной город.
– Я наверно, схожу с ума, – тихо говорит Фредерик.
– Это неплохо, норму сильно переоценивают, – говорит Элиана.
– Ты не настоящая, я вырезал тебя из дерева.
– А что настоящее? Этот торт настоящий?
– Настоящий.
– Но его же тоже кто-то сделал, и это не мешает ему быть настоящим.
– А знаешь, это не важно.
– Знаю. Что ты скажешь заказчику?
– Что-нибудь придумаю. Но тебя он точно не примет, ему нужна деревянная.
Они рассмеялись, спугнув стайку голубей, а потом молча стали вглядываться в небо. Там высоко-высоко, кто-то делал новую звезду, и она становилась настоящей.
Ноты: древесный спил, лимонный бисквит, цедра лимона, яичная скорлупа.
Amouroud Safran Rare
Они сидели на теплых каменных ступеньках, пили очень горький неароматный кофе из бумажных стаканчиков.
– Как ты думаешь, они действительно есть? – спросила Алина.
– Кто?
Алина указала на фигуры ангелов, украшающих крышу собора.
– Конечно, есть, вон же стоят, – ответил Матфей.
Алина тыкнула его локтем в бок.
– Я же серьезно.
– И я серьезно, разумеется, есть, все, во что ты способна поверить – есть.
Алина замечталась и положила голову на плечо Матфея. Запахло его кожаным жилетом, который он таскал уже третий год под белую рубашку 19 века. И любые попытки переодеть его во что-то более современное терпели крах. Классика всегда в моде, твердил он, забывая, что классика меняется крайне быстро, ну раз в столетие, точно.
– Всё-таки хороший праздник получился, – сказал Матфей, когда мимо них прокатили огромную стилизованную под старину телегу, груженную букетами анютиных глазок. Один цветочек упал на мостовую. Матфей, ловко подхватив его, воткнул в маленькую косичку Алины, прячущуюся в огромной шапке рыжих кудрей.
– Несмотря на твой скептицизм, я выиграл тот спор, его не то что десять лет праздновали, а до сих пор. Где мой приз? – стреляя хитрыми глазами, резюмировал Матфей.
– Итальянцы вообще готовы праздновать все что угодно, главное, чтобы было весело.
– Хороший жизненный принцип – главное, чтобы было весело, – приииз.
Алина улыбнулась и прильнула к губам Матфея. Они были похожи на парочку влюбленных туристов, а по сути таковыми и были, только путешествия их пролегали по изнанке миров, в которую они вплетали маленькие разноцветные ленточки счастья, веселья и любви. Ленточки приживались, обретали материю и навсегда оставались частью реальности, превращаясь в праздники, красивые легенды, поверья и обычаи.
Они взялись за руки и, как дети, побежали в кафе.
Алина смачно хрустела воздушным белым безе, запивая его горячим шоколадом. Матфей курил трубку. На площади, куда выходила веранда кафе, собирали еще одну картину-клумбу.
Они посмотрели друг на друга, звонко и заразительно рассмеялись, и этот, резонирующий в каждой клеточке тела, звук унес их в другую реальность.
