Книга 5. Стили и секты - [6]

Бо Вэньсюэ слыл большим знатоком неоконфуцианской философии, много сделавшей для сведения воедино буддизма, конфуцианства и даосизма. Поэтому нас не удивит тот принцип, который он положил в основу преподаваемой им системы: «Когда всепронизывающий дух достигает изменений, то тысячи методов подготовки сходятся к единому». Как здесь не вспомнить неоконфуцианскую параллель: «Когда дух целостен, а сердце спокойно, то все учения — конфуцианство, буддизм, даосизм сходятся воедино». Фактически, он провозглашает древнюю идею единства всех стилей внутри просветленного духа. Благодаря этому принципу единства стиль стал называется «Стиль комплексной подготовки» или «Стиль сквозной подготовки».

Эту же идею универсализма тренировки подтвердил и другой лозунг стиля, проповедь которого традиция также относит к Бо Вэньсюэ: «взаимопроникновение принципа (т. е. внутренних принципов кулачного искусства) и образов (т. е. конкретных форм и приемов); при этом основа (укрепление тела) и ее функция (боевое применение) пестуются в неразделимой целостности».

Мы уже говорили, что Бо Вэньсюэ был строго традиционен и непосредственно связан с мистической культурой закрытых религиозных сект. Свой стиль он рассматривал скорее как одно из «учений», нежели как еще один стиль боевых искусств, которые десятками насчитывались в его родном уезде. Поэтому широкой проповеди своих идей он не вел, а общался лишь с ближайшими учениками, в частности с Ли Юньбяо, ставшим вскоре патриархом стиля, а точнее — еретической секты, основой которой был стиль (и одновременно учение!) тунбэйцюань. Полное написание названия стиля запрещалось называть всем, кроме мастеров высшего посвящения. Хитроумный Ли Юньбяо стал для всех членов секты называть его тунбицюань («Стиль проникающих рук») или омофон тунбэйцюань (»Стиль ударов через спину»). Тонкость заключалась в том, что тунбицюань действительно преподавался в тех же местностях вполне открыто и был весьма популярен. Хотя стили сильно различались, в их базовой подготовке было немало общего, благо и происходили они из одной провинции. Поэтому большинство профанов такой «подмены» не замечали, а государственные чиновники, регулярно отслеживающие рост тайных сект, в основном не подозревали, что кроется за общеизвестным и «безобидным» стилем тунбицюань.

Клан мастеров — семья мусульман Ма

Но вот наконец «патра и ряса» стиля переходят к людям, ставшим одними из самых заметных фигур в китайском ушу нового времени — к братьям-мусульманам Ма Иньту и Ма Фэнту. Именно в пору их деятельности в тунбэйцюань влились такие стили как чоцзяо, фаньцзыцюань и ряд других. Вскоре тунбэйцюань превратился фактически в их семейную школу, поэтому его сегодня именуют «маши уи» — «Боевое искусство клана Ма» или мацзяцюань — «Кулак семьи Ма».

Итак, посмотрим, откуда же вышли составляющие одного из самых крупных мегастией традиционного Китая.

Древняя система генерала Ци Цзигуана ветвилась, приобретая самые разнообразные формы. Не будет большим преувеличением сказать, что именно «32 позиции кулачного искусства» лежат в основе доброй половины северных боевых искусств Китая. Кстати обратим внимание, на факт, который практически полностью игнорируют последователи боевых искусств — столь широко известные шаолиньские системы повлияли на развитие ушу значительно меньше, чем армейские способы боя. Одним из таких стилей, вышедших из недр армейского ушу и вошедшим в направление тунбэйцюань стал бацзицюань — «Стиль восьми пределов».

При дотошном анализе «Трактата о кулачном искусстве» Ци Цзигуана мы можем обнаружить, что знаменитый воин уже употреблял такой название — бацзицюань, правда использовал для его написания другие иероглифы-омофоны. Само же название стиля связано с древнейшими мистическими и космогоническими представлениями китайцев о мироздании. В известном даосском трактате Хуайнань-цзы (»Мудрецы с горы Хуайнань») всераскинутость и безграничность мира описывалась следующим образом: «За пределами девяти малых областей-чжоу лежат восемь великих областей-юй, за пределами восьми больших областей-юй лежать восемь великих областей-хун, а за восьмью областями-хун простираются восемь пределов». Таким образом вся Поднебесная представлялась концентрическим квадратом, в центре которого, естественно, находились китайцы со своим правителем, происпускающие благую мощь на все соседние области. Мощь эта непосредственно выражалась через воздействие культурой, в привнесении ритуальной стройности в звериную необузданность и хаос мира. Дальше от центра жили «ближние» и «дальние» варвары, суть которых — звери и «нелюди», причем о конкретном виде последних китайцы могли и не знать, но лишь предполагали, что они находятся «где-то там» и безусловно должны подчиняться окультуривающему воздействию Срединного царства. Чем дальше от центра, тем больше ослабевали окультуривающие силы, где даже «начала инь и ян находились в дисгармонии».

Но существовали еще и «восемь пределов» — символ абсолютной и непостижимо-грандиозной удаленности от центра, прообраз даосской безграничности вселенной, где даже сама культура подходит к своему пределу, не распространяясь дальше, но обращаясь сама в себя. Здесь географическое понятие «предела» как чрезвычайной отдаленности сливается с понятием «предела» как сущностной характеристики «исчерпания мира», всякой культурной формы и помысла вообще. Именно к такой всраскинутости сознания вплоть до пределов как сущностного мира, так и метафизической реальности и взывал стиль бацзицюань.