Книга 4. Расплата - [48]
— Какими? Странный ты задаешь вопрос! Глазами человека, уверенного в правоте нашего дела, понимающего, что все эти измышления, пачкающие нашу страну, — беспардонное вранье, инсинуации, провокационные вылазки.
— Ну, если так, то легко тебе живется, милый...
— А тебе, Шаброль? Что ты имеешь в виду?
— Знаешь, ни с кем другим я не решился бы поделиться своей тревогой. Но верю тебе, как себе. И голову даю на отсечение: «неладно что-то в датском королевстве».
Пораженный выражением лица Шаброля, — его свела мучительная гримаса, будто физическая боль пронзила человека. — Венделовский обнял друга, встряхнул его за плечи.
— Черт возьми, Роллан, хватит намеков! Говори все прямо. Ты ведь знаешь, под пыткой не выдам тебя...
— Верю, верю, друг, поэтому и решился на этот разговор. Но не могу больше копить свои сомнения: ежеминутное ожидание беды, страх, который мешает дышать...
И обрушилась на Венделовского сбивчивая, почти на рыдании, на крике тирада, где выплеснулось наружу все, чем, видно, жил Шаброль последнее время. Он то шептал, то почти кричал, задавал вопросы и сам отвечал на них, казалось, он выворачивал всего себя наизнанку и не стыдился этого.
Неужели Альберт не видит, что рушится их мир, в котором все так четко было разделено пополам. Было ясно, что там, за кордоном, в Советской России, — свет и правда; здесь, где вынуждены жить и работать они, — ложь, гниль, неминуемый крах. Но там, в России, люди умирают от голода, надрываются в непосильном труде на стройках пятилетки, здесь же благоденствуют, обуржуазиваются, живут в свое удовольствие. Общество справедливости, строительства социализма — это что, правда? А враги народа, аресты, судебные процессы, расстрелы, лагеря — это что, выдумка, ложь? Не только эмигрантские, все советские газеты пишут об этом, и как поверить, что тысячи, десятки тысяч, может быть, миллионы людей — враги своей страны, предатели, шпионы...
А люди, которые приезжают работать сюда, — разве это те люди, которых они знали прежде? В большинстве своем они малограмотны, совершенно не разбираются ни в тонкостях дипломатии, ни в развед-работе... Зато как дотошно они следят друг за другом, как боятся произнести лишнее слово, как стараются быть похожими один на другого.
А что делается с теми товарищами, которых вызывают в Москву для отчета, награждения, новых инструкций? Они почти никогда не возвращаются назад, они исчезают, как будто их поглощает бездонная яма...
— Так, по-твоему, прав Беседовский, который не отозвался на вызов и сбежал? — не выдержал Альберт. — Я просто потрясен, Шаброль, я ушам своим не верю...
— А ты бы поверил, если б тебе сказали, что я — враг и предатель? Поверил бы? Молчишь?
— Успокойся, Роллан. Я верю тебе, больше чем себе самому.
— Тогда подумай, может ли быть правдой то, о чем писали про Беседовского? Советник советского представительства, посланный самим Сталиным осуществлять его директивы, обвиняется в краже посольских денег и вынужден бежать через забор. Это не выдерживает никакой критики. Ты читал его книгу «На путях к термидору»? Это зловещее предупреждение всем нам...
— Ну, а Гриша Агабеков, наш боевой и не раз испытанный коллега. Боевик. Пишут, что он совершил предательство из-за любви, точно гимназист... Но он раскрыл в ряде газетных статей многие из секретов нашей организации и действия наших групп за рубежом. Такое делают лишь по глубокому убеждению, если речь идет о людях типа Агабекова — о старых закаленных бойцах.
Шаброль замолчал, обессиленно сел на землю, опустил голову. Венделовский смотрел на него с ужасом. Это Шаброль, несгибаемый «Доктор», прошедший огонь, воду и медные трубы? Его наставник, товарищ, его идеал?.. Если б такие речи Венделовский услышал от кого-нибудь другого из товарищей, не раздумывал бы ни минуты — сообщил бы в «Центр». Но Шаброль?! Ему он верил безоговорочно: Шаброль не мог ошибаться.
— Послушай, Роллан, мне кажется, что ты смертельно устал, что многое видишь в черном свете. Я обещаю тебе подумать обо всем, что ты сказал. Можешь быть уверен, что останется между нами. Но не представляю себе, как ты будешь работать дальше. Надо отдохнуть, отвлечься. Может быть, это простое совпадение фактов...
Шаброль поднял голову, тяжелым взглядом впился в глаза Венделовского.
— Как ты еще молод, друг, как наивен! Но прав: забудем эту ночь, эту беседу. Может быть, я, действительно, ошибаюсь. Я хотел бы ошибаться, поверь мне. А сейчас идем в дом, скоро нам расставаться, хоть вздремнем немного... Еще раз прошу, забудь все, то я тебе сказал. Иначе пропадешь, это не по человеческим силам.
— А ты, Шаброль? Как же ты?
— Я — старый волк, Альберт, я из железа сооружен, мне легче.
Нет, заснуть в этот остаток ночи Венделовский так и не смог. И еще много бессонных ночей провел он в размышлениях о сказанном Шабролем. Оказалось, что очень тонкой была его защитная броня. Он жил как «прежде — вел кропотливую работу резидента, выполнял задания «Центра», шел на связь, но ночами снова и снова возвращался к фактам, почерпнутым из газет, сопоставлял советскую и парижскую прессу, искал совпадения, ясно видел, что один и тот же факт толкуется прямо противоположным образом...
В своем новом романе Марк Еленин, опираясь на малоизвестные архивные материалы, рассказывает о трагедии белого русского офицерства в эмиграции, о горькой и страшной участи чекистов, внедренных в эмигрантские круги: в 30-е годы Сталин уничтожает лучшие кадры советской разведки в Европе. Роман — остросюжетная увлекательная книга, продолжающая произведение «Семь смертных грехов».
Трагедия русского белого движения, крах честолюбивых планов ее вождей, пошедших против разрушителей России, судьбы простых людей, вовлеченных в кровавое горнило гражданской войны — тема романа Марка Еленина «Семь смертных грехов». Действие романа происходит на полях сражений, на далекой и горькой чужбине, особое внимание уделено автором первым шагам дипломатии советской страны.
Трагедия русского белого движения, крах честолюбивых планов ее вождей, пошедших против разрушителей России, судьбы простых людей, вовлеченных в кровавое горнило гражданской войны — тема романа Марка Еленина «Семь смертных грехов». Действие романа происходит на нолях сражений, на далекой и горькой чужбине, особое внимание уделено автором первым шагам дипломатии советской страны.
С героем этой книги Глебом Базановым читатели познакомились несколько лет назад, когда вышел роман Марка Еленина «Дни доброй надежды». Там Базанов, выпускник ленинградской школы, воевал, лечился в госпитале, впервые столкнулся с Азией, ее сыном — археологом Юлдашем Рахимовым. С этого знакомства и началась новая жизнь Базанова, неразрывно связанная с этим удивительным краем. Глеб становится геологом, участвует в открытии золотого месторождения в пустыне. Он мечтает построить там город, не похожий на все другие города мира. За прожитые годы Базанов многое нашел и потерял, он перенес инфаркт, смерть жены, ему пришлось расстаться с любимым делом.
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.