Ключевой - [47]

Он придвинул ко мне пластиковую корзинку. Я вынул из кармана телефон и положил его внутрь, подняв левый рукав, начал расстегивать часы. Иннокентий Георгиевич едва заметно развел руки в стороны и пожал плечами, как бы извиняясь за столь серьезный досмотр.

Я добавил часы к своему телефону и похлопал по карманам. Там я нащупал магнитный ключ от гостиничного номера:

– Это тоже?

– Да, пожалуйста, – кивнул охранник.

Далее, освободившись от технологического наследия человечества, я прошел через рамку, которая, к счастью, не отреагировала, и двинулся дальше за боссом.

Мы прошли по еще одному коридору, совершенно глухому, мощенному серой плиткой, со стенами, выкрашенными в однотонный бежевый цвет. Такой дизайн уже более-менее походил на застенки Тайной канцелярии. Все тот же приглушенный свет сопровождал нас всю дорогу. И я чувствовал, что дорога идет как будто под уклон. Это было странно, учитывая строгую планировку здания. Наконец, мы попали в весьма просторный зал, с имитацией колонн, выложенных зеленоватой плиткой. Здесь было несколько дверей, добротных, министерских, но без всяких опознавательных знаков. Человек-загадка подошел к одной из них и так же, коснувшись экрана, вмонтированного в стену, ввел код. Послышалось какое-то жужжание, и дверь медленно начала отворяться. Обитая снаружи деревянным шпоном, на грани она оказалась довольно толстой. Сантиметров двадцать, но не металла, а какого-то черного материала, напоминавшего карбон. Она была явно тяжелой, потому и открывалась так медленно. Подождав несколько секунд, пока процесс завершится, отец Иннокентий и я вошли внутрь.

Комната совершенно не оправдала моих ожиданий. После такой серьезной защиты я ожидал увидеть что-то супершпионское, настоящий командный пункт с экранами, рядами дисковых телефонов и костюмом химзащиты, висящим в углу. Однако по факту это было небольшое уютное помещение, в котором стоял дубовый письменный стол с лампой. Справа от нас разместились два кресла, обитые не новой потертой тканью. Прямо напротив входа была еще одна невзрачная деревянная дверь. Паркетный пол, несмотря на явно долгое отсутствие циклевки, все еще отражал висящую сверху люстру со множеством хрустальных капелек вокруг ламп. Но было все-таки ощущение, что чего-то здесь не хватает. Окно! В последнее время я вообще их не видел. И только тут до меня дошло, что мы опустились гораздо ниже уровня земли и, таким образом, находились в бункере!

Хозяин жестом пригласил меня сесть в одно из кресел, а сам расположился рядом:

– Итак, – сказал он. – Ты хотел поговорить?

– Да, – ответил я неуверенно. – Только пока не понимаю, с чего начать.

– Это нормально. Просто, чтобы ты понимал, мы сейчас не на исповеди, поэтому можешь рассказать только то, что относится к делу.

«Не на исповеди?!» – отметил я про себя, но вслух сказал:

– Я журналист. Работаю в газете. Всю жизнь прожил в Москве. У меня есть жена и… ребенок, – голос мой дрогнул, и через небольшую паузу я дал крен в сторону. – Нашу встречу устроил Даниил Алексеевич, но он говорил мне, что я буду встречаться с отцом Иннокентием.

– Так, – улыбаясь одними глазами, кивнул мой собеседник.

– Простите, но вы не выглядите, как… батюшка, как святой отец.

– Все мы выглядим по-разному, – уклончиво ответил мне он. – Но, если тебя интересует, имею ли я отношение к церкви, то да. Самое прямое. Я на церковной службе. Просто место, в которое ты попал, не совсем обычное. Это хранилище.

– Хранилище чего?

– Информации. Если коротко, то еще в десятом веке, сразу после крещения, монахи начали строить здесь библиотеку. Сейчас тут находится самый большой архив научных знаний на нашей земле.

– На всей планете?

– Возможно. Я нашей землей по старинке называю нашу сферу влияния.

– РПЦ?

– Не только. Вообще, православия, – уточнил он. – Конечно, есть еще центры в Европе, в Индии. Но многие, которые действовали раньше, теперь разрушены или в запустении. Людям кажется, что у них есть информация и так, сама по себе.

– Но ведь отчасти это так, – заступился я за неразумных людишек. – Любые знания сейчас можно найти в Интернете.

– Любые? – прищурился отец Иннокентий. – Так зачем же ты приехал?

– Если честно, я и сам не знаю… – пожал я плечами. И в этот момент мне показалось, что я просто-напрасно трачу время. Дело даже не в том, что я приехал в Киев и спустился в подвал, а вообще, похоже, мне стоило прекратить поиски.

Очевидно, Иннокентий Георгиевич заметил перемену в моем настроении:

– Знание – великая скорбь, – произнес он тоном обращающегося к пастве священника. – И часто мы сталкиваемся с необъяснимым. Поэтому мы и приходим в церковь. Она дает успокоение и облегчение, потому что делает нас ближе к Богу.

– Слушайте, все это интересно, только, думаю, я не ваша целевая аудитория. – Я посмотрел на него прямо, ожидая реакции на свой выпад.

– Иван, – ответил мне импозантный батюшка в брендовом костюме, – мне известна твоя история. Ты заблудился. То, что с тобой произошло, случается крайне редко. Обычно люди не чувствуют, не знают, что есть другой путь. И часто выбирают самый легкий, тот, что полон соблазнов. Тщеславие, блуд, стяжательство – мы так легко меняем свою душу на этот мусор. Мы сами построили мир, в котором все это возведено в культ. Золотой телец, вокруг которого в исступлении пляшут толпы. И казалось бы, что здесь плохого? Пусть себе танцуют. Но горькая правда в том, что для того, чтобы приблизиться, стать ближе к Тельцу, нужно отдалиться от Бога: украсть, убить, предать. Нужно принести в жертву то, что есть в тебе, – душу. Мы приходим в этот мир наивными и добрыми. Сердце любого младенца – это цитадель доброты. Но, попав сюда, человек меняется. Ему наносят обиды, его не ценят по достоинству, а может, ему завидуют и его боятся. Как выдержать это? Как остаться тем, кем мы пришли сюда? Сохранить частичку Бога в себе.