Ключ - [45]

Он вернулся к себе в отель, забрал вещички и облачился в мешковатый деловой костюм, скрывающий все его наколки и специально сшитый так, чтобы не подчеркивать могучее телосложение. Потом старательно причесался и поехал в аэропорт с видом заурядного бизнесмена, который не следит за фигурой. Таких много — поди догадайся, куда он держит путь. Но Бог заранее знал все. Он устроил так, чтобы Дик вовремя оказался как раз там, где нужно. Наилучшее решение явилось само собой, будто бы совершенно случайно.

Про-зор-ли-вость…

Если бы в блоке все пошло по плану, Дик не попал бы в аэропорт и девушке удалось бы ускользнуть. А она — самая важная из всех троих. Для Церкви эта журналистка опаснее всего, ее необходимо заставить замолчать. Заставить замолчать, лишить кого-либо дара произносить слова — это самая большая власть, которую может иметь один человек над другим. Дик понял это, сидя в тюрьме. Когда Дика подвергали наказанию, у него отбирали книги. Но вот забрать слова, что были в его голове, не мог никто — для этого Дика нужно было бы убить. И такие слова — самые лучшие — всегда были при нем. Им научил его Исайя. Это имя пророка, но так же звали и старого тюремного служителя, который ходил по коридорам крыла строгого режима, толкая перед собой тележку с библиотечными книгами.

— Ты любишь слова, — сказал он однажды, проходя мимо камеры Дика. — Так вот, почитай это. Здесь все слова, которые только могут тебе понадобиться.

Прежде Дик никогда не читал Библию — такое просто не приходило ему в голову. Теперь же он ее прочитал — раз сто, снова и снова, пока слова не стали течь в нем самом. Как кровь в жилах. Некоторые, самые могучие, он даже выцарапал на своей коже, чтобы и самому стать похожим на книгу, пропитанную заклинаниями, которые отгоняют всякое зло, даже когда он спит и язык его неподвижен.

Вто-ро-за-ко-ни-е

От-кро-ве-ни-е

Не-фи-ли-мы[44]

Вот сам Дик и был таким — нефилимом — исполином из легенд, о них упоминает книга Бытие. Создание Божье. Страж.

Он и сейчас, сидя в полутьме салона самолета, был бдительным стражем. Подлокотники сдавливали ему ноги, колени упирались в переднее сиденье, но он не обращал внимания на эти неудобства. Как только девушка окажется дома, она почувствует себя в безопасности — вот тут-то он и нанесет ей удар.

Именно тогда он отнимет у нее все слова и заставит замолчать навеки.

35

Габриель бросился бегом к больнице. Как только Аркадиан сообщил ему, что кто-то уже интересовался списком пассажиров, он все понял. Темные силы католической церкви действовали слаженно, чтобы обрезать все ниточки: сначала его, потом Лив, а затем и его мать.

Он сосредоточил внимание на ритме ног, раз за разом отталкивавшихся от асфальта, и каждый шаг приближал его к цели. Добежав до угла, он свернул на улицу Асклепия.[45] Бежать по улице — не самое безопасное дело, раз уж его фото появилось в выпусках новостей, однако Габриелю приходилось сочетать осторожность с быстротой. Новый поворот — уже пройдена треть пути. Он старался держаться у самых домов. Впереди — перекресток, над которым вздымается новый корпус больницы, от его мокрых стен отражается свет. Габриель скользнул взглядом по окнам верхнего этажа и, приблизившись к перекрестку, замедлил шаг — сейчас нужно быть особенно острожным, потому что он выйдет на центральную улицу, где могут дежурить полицейские патрули. За несколько метров до перекрестка он и вовсе остановился, спрятавшись в тени.

Главный корпус больницы растянулся на целый квартал. С одной стороны к нему вплотную примыкало старое здание, самое первое, с другой же крытая дорожка вела к сравнительно небольшому каменному корпусу, который по виду напоминал средневековый замок. Это и есть старый корпус психиатрического отделения, где находится, по словам регистраторши, его мать.

Мимо, шелестя шинами, пролетел автомобиль, и Габриель воспользовался шумом, чтобы заглушить свои шаги по лужам. Он стремительно перешел на другую сторону улицы. Окна первого этажа были забраны решетками, как и большие двери, когда-то служившие главным входом. Высоко в торце здания ясно виднелась платформа лесов, с которой строители поднимали свои материалы, но свисающих с нее веревок, по которым можно было бы взобраться наверх, Габриель не увидел — их свернули и закрепили на стойках. Сбоку от лесов окна были темными — но не все. В двух горел свет: одно находилось в середине этажа, другое — в самом конце. Оба на четвертом этаже. В регистратуре сказали, что Катрина лежит в палате 410. Габриель сделал ставку на окно в средней части. Он все еще тяжело дышал, но понемногу успокаивался, потому что хотя бы установил, где искать маму.

А потом он почувствовал, как задрожала земля.

Сначала он принял это за гром, грянувший из-за туч, но под ногами послышался гул, будто там проходил поезд метро. Тогда Габриель понял, что происходит.

Пошатываясь, он отступил подальше от ближайшего здания; земля под ногами ходила ходуном — по городу катилась волна землетрясения. Габриель, широко расставив ноги, остановился на середине дороги и, уклоняясь от летевших сверху кирпичей, посмотрел на окно четвертого этажа. Дрожь земли нарастала, шум усиливался — приведенные в действие землетрясением, заревели сотни сирен охранной сигнализации на машинах и в домах. Когда шум и дрожь достигли максимума, в городе погасло электричество.