Ключ - [11]

Дневник Мужа

–

27 февраля

...Однако, все как я и предполагал. Жена ведет дневник. До сего дня я намеренно не писал об этом, но, если честно, уже несколько дней смутно догадывался Давеча, когда я спустился в туалет и, проходя мимо, заглянул в гостиную, жена сидела в неловкой позе, облокотившись о стол. Перед тем я услышал шелест поспешно сложенных листов бумаги «гампи». Судя по звуку, не один и не два листочка, а скорее толстая пачка переплетенных листов, которую она, застигнутая врасплох, торопливо сунула под подушку, на которой сидела. У нас дома редко пользуются бумагой этого сорта. Я сразу догадался, зачем жене понадобилась тонкая, скрадывающая звук бумага. Но до сих пор не представлялось случая подтвердить свою догадку, и вот сегодня, пока жена была в кино, я обыскал гостиную и без труда нашел ее дневник. К моему немалому удивлению, она ожидала, что рано или поздно я пронюхаю, и предусмотрительно запечатала его липкой лентой. Какая глупость! Меня поражает ее подозрительность. Хоть это и дневник моей супруги, я не настолько подл, чтобы читать его без разрешения. Но меня разобрала такая досада, что я не удержался и проверил, смогу ли я незаметно оторвать ленту, не оставив следа. Мне хотелось сказать ей: «Лента бесполезна, по ней тебе не определить, читаю ли я, придумай способ получше!» Но в результате я потерпел фиаско. Надо отдать должное ее хитроумию. Я старался отрывать ленту со всей осторожностью, тем не менее на обложке остались следы. Я убедился, что никак невозможно сделать это незаметно. К тому же она наверняка измерила длину ленты, а я, отлепляя, скатал ее. Пришлось запечатывать, отмерив на глазок ленту приблизительно такой же длины. Вряд ли этим ее проведешь. Но пусть она знает, что, хотя я сорвал ленту и заглянул внутрь, я не прочел ни единого словечка. При моей близорукости трудно разобрать написанное таким убористым почерком. Надеюсь, она мне поверит. Но чем настойчивее я буду говорить, что не читал, тем сильнее она будет убеждена в обратном, в этом она вся. Чем быть понапрасну обвиненным, лучше уж и в самом деле прочесть, но я решительно отказался от этой мысли. Сказать по правде, я опасаюсь наткнуться в ее дневнике на признания в чувствах к Кимуре. Икуко, умоляю, не пиши об этом! Я не буду без спросу читать твой дневник, и все равно не надо всей правды. Пусть это будет ложь, но скажи, что Кимура всего лишь возбуждающее средство, и не более.

Кимура пришел нынче утром пригласить Икуко в кино исключительно по моей просьбе. Я сказал ему: «В последнее время, когда я дома, жена почти не выходит. Все дела поручает домработнице. Это на нее не похоже, хорошо бы ты сводил ее куда-нибудь часика на два, на три». Тосико пошла вместе с ними, и в этом не было ничего необычного, но мне трудно понять, что она при этом думает. Тосико похожа на мать, однако есть в ней что-то еще более замысловатое. Не досадует ли она, что, в отличие от большинства отцов, я люблю ее мать сильнее, чем свою собственную дочь? Если так, она ошибается. Я люблю их обеих в равной степени. Только это разная любовь. Не может отец быть беззаветно влюблен в свою дочь. Надо будет как-нибудь ей растолковать... Сегодня вечером, впервые после отъезда Тосико, мы все вчетвером собрались за ужином. Тосико долго не засиделась, на жену коньяк произвел обычное действие. Поздно ночью, когда Кимура собрался уходить, я вернул ему «Полароид»: «То, что не надо проявлять пленку – хорошо, но неудобство в том, что необходима вспышка, лучше все-таки снимать обычным фотоаппаратом. Попробую мой цейсовский „Икон“. – „Вы отдадите проявлять пленку?“ – спросил он. Я заранее был готов к такому вопросу: „А не можешь ли ты проявлять и печатать мои снимки у себя дома?“ – сказал я. На лице Кимуры изобразилось некоторое замешательство. „Почему вы не хотите делать это у себя?“ – спросил он. „Ты небось догадываешься, что я снимаю?“ – сказал я. „Неуверен...“ – замялся он. „Я бы не хотел никому показывать свои снимки, а у нас в доме проявлять невозможно. Я подумываю расширить дом, но сейчас здесь нет подходящего места, чтобы оборудовать темную комнату. Нельзя ли устроить ее у тебя? Ты единственный, кому я могу довериться“. – „Место где-нибудь найдется. Я переговорю с хозяином“, – сказал он...

28 февраля

...В восемь утра, когда жена еще спала, пришел Кимура. Сказал, что заскочил по пути в школу. Я тоже еще был в постели, но, услышав его голос, вскочил и поспешил в гостиную. «Все о'кей!» – сказал он. Я не сразу сообразил, что он о темной комнате. У них в доме сейчас не пользуются ванной, и ему разрешили ее использовать. Удобно, что там есть водопровод. Я попросил его поспешить с обустройством...

3 марта

..Несмотря на то, что Кимура, по его же словам, занят экзаменами, он проявляет рвения больше, чем я... Прошлой ночью я достал «Икон», которым давно не пользовался, и за одну ночь отснял всю пленку в тридцать шесть кадров. Сегодня Кимура вновь явился как ни в чем не бывало. Спросив позволения, вошел в кабинет и посмотрел на меня вопросительно. Честно говоря, к тому времени я так и не смог решить, отдать ли Кимуре пленку для проявки. Он уже несколько раз видел Икуко обнаженной, поэтому если уж кому-то довериться, то именно ему. Но он видел ее всего лишь мельком, не имея возможности рассматривать с разных сторон, в самых обольстительных позах. Если дать ему пленку, не слишком ли это его возбудит? Хорошо, если он на этом остановится, а ну как он разохотится и пожелает большего? Придется винить лишь себя, ибо я сам подстрекаю его к этому. Получается, его вины нет. Кстати, надо еще обдумать, не покажет ли он снимки Икуко. Разумеется, первым делом она разгневается, что я без ее ведома сделал такие снимки и, хуже того, поручил печатать их постороннему человеку, – или изобразит гнев. И не исключено, что потом она придет к мысли, что раз уж Кимура лицезрел ее в постыдном виде, да еще по моему наущению, значит, ей позволено вступить с ним в незаконную связь. Увы, воображение мое так разыгралось, что меня всего охватила невыносимая, испепеляющая ревность, и в этой ревности было столько наслаждения, что я готов был идти на еще больший риск. Решившись, я сказал Кимуре: «Что ж, пожалуйста, прояви эту пленку, но сделай все сам, ни в коем случае никому не показывай. Потом я отберу удачные кадры, и ты их напечатаешь». Наверняка он был в крайнем возбуждении, но только кивнул в ответ и, стараясь сохранять безразличие, ушел...