Ключ от двери - [4]

Ситон шагал, раскачиваясь всем телом, и Брайну то и дело грозила опасность упасть за борт своей спасательной лодки — с папиных плеч — в бурлящее вокруг море голов. Катастрофа подстерегала его на неожиданно быстром повороте, и взметнувшиеся руки Брайна схватились за черные пучки коротких жестких волос отца. Ситон сердито пригрозил всыпать ему как следует, если он не бросит свои дурацкие штуки. Инстинкт подсказал Брайну, что надо наклониться вперед и прильнуть к отцовской бычьей шее, и он прижался с такой силой, что тот захрипел и крикнул, что, если Брайн, сукин сын, будет такое выделывать, пусть шагает на своих на двоих. Из короткого рукава рубашки протянулась клешня и попыталась стащить Брайна вниз, но Брайн, почуяв угрозу очутиться на земле, прилип к отцу плотно, всем телом, и мускулистая рука Ситона тщетно тянула его вниз.

— Ну-ка, малый, хватит, давай слезай! — И опять: — Да ты что ж, слезешь или нет?

— Я упаду…

Руки у Брайна голые, а отцовская шея — скользкая от пота.

— Небось не упадешь.

— Я упаду, пап, правда, упаду…

Они уже подошли к оцепленному веревками району, которому предстояло послужить мишенью для бомб. Их теснили в сторону желавшие пробраться ближе к веревкам: возможно, люди эти хотели почувствовать самый взрыв и взять на память упавший кирпич. Конная полиция гнала тех, кто успел перебраться на усыпанную битым кирпичом нейтральную зону. Брайн забыл про опасность и разжал руки, увидев, что у одного из коней вся морда в пене. Он спросил, что это — мыло?

— Ага, — ответил Ситон.

Брайн склонил голову к уху отца.

— А зачем им дают мыло?

— Чтобы они кусали тех, кто старается нырнуть за веревки, мимо носа полиции.

— А зачем стараются нырнуть мимо носа полиции? — спросил Брайн шепотом.

— Затем, что хотят увидеть бомбы поближе.

— Да ведь бомбы их убьют!

— Может, им того и хочется. Ну, слазь, голуба, дай мне передохнуть, а то у меня уже плечи ноют.

— Я посижу еще немножко, пап. Еще немножко.

— Нет, будет, слезай, потом опять возьму, когда бомбы начнут падать.

— А мне еще хочется увидеть, как лошади кого-нибудь укусят.

— Сегодня они никого не укусят, слезай, — сказал Ситон, и Брайну пришлось слезть. Он стоял в густых бурлящих джунглях ботинок и брюк, стараясь увильнуть от льва-кулака, от тигра-ботинка, от зажженной спички и горячего окурка. Из-за Трента, словно обмакнув крылья в реке, вынырнули три биплана. Брайн опять вскарабкался отцу на плечи и с этого непостоянного наблюдательного пункта смотрел, попусту заслоняя глаза рукой от солнца, потому что оно было позади похожей на снежную гору тучи, на которую легли желтые силуэты самолетов.

Вот они повернули назад, и из-за шума огромной толпы казалось, что они скользят беззвучно, как планеры.

— Пап, они летят совсем не быстро, — сказал Брайн разочарованно. — Автомобили и то быстрее ездят.

— Это потому, что они очень высоко, малыш, — объяснил ему кто-то.

— Они разобьются? — спросил Брайн. — Я никогда не видел, как разбиваются аэропланы.

— Подожди, еще увидишь, — сказал кто-то со смехом.

Каждый самолет, пролетая над крышами, сперва замурлыкал, словно кот, потом зарычал, как собака, у которой отнимают кость, и вдруг Брайну показалось, что в сердце к нему проникли сверла — вроде тех, что он видел у дорожных рабочих. Его будто пригвоздило к земле. Два черных мячика, потом следом за ними еще два скользнули вниз из округлого брюшка каждого самолета. Колеса в резиновых обручах, казалось, были поставлены под самолеты специально для того, чтобы подхватывать эти мячики, но мячики пронеслись мимо и исчезли среди развалин домов.

— Вот оно! — крикнул кто-то.

Чудовищный треск с силой миллиона хрустнувших веток шестикратно поднялся к небу, и вслед за этим пронесся глухой гул от разваливающихся стен.

Конь под одним из полисменов поднялся на дыбы, будто хотел взобраться на невидимую лестницу, уводящую от взрывов, потом опомнился и стоял уже спокойно, подрагивая головой; морда у него была вся в пене. Где-то в конце толпы истошным голосом закричала женщина, и Брайн видел, как люди, одетые в черное и белое, увели ее.

— Она испугалась, пап, да?

— Да.

— А я нет, а ты?

— И я нет.

Но Ситон резким движением опустил его вниз и потащил вон из толпы.

— Пап, это уже все?

— Ты долго будешь приставать со своими дурацкими вопросами?

Брайну передалось отцовское настроение, и бомба, засевшая у него в груди, вдруг взорвалась, родив в нем хаос больший, чем подлинные бомбы, посланные с летящих самолетов.

— Не реветь, слышишь? — Ситон сердито дернул его. — Заткнись. Замолчишь — куплю тебе мороженого.

— Не хочу мороженого! — плакал Брайн, вызывая у отца полное недоумение.

— Ну так чего ж ты хочешь?

— Ничего не хочу! — ответил он и продолжал плакать, пока не выплакался.

В один дождливый день в дверь постучали двое высоких мужчин в непромокаемых плащах и полицейских шлемах. Вера провела их в комнату, где был Ситон. Брайн, разлегшись на полу, играл в свое домино, но он заметил, что мать вот-вот расплачется, а это обстоятельство неизменно задевало какие-то пружинки в его сердце. Сложив руки, она не трогалась с места, а те двое стали у двери.