Ключ от бездны - [61]

 Все смолкло.

 Сам собой вспыхнул приалтарный огонь, освещая истерзанную, едва живую улхурку, висящую на окровавленных цепях.

 - Арахн принял первую деву! – радостно воскликнул Кхорх. – Слышите? Наш бог только что благословил арахнидов! – он протянул руки в сторону алтаря и, не зная чем еще выразить благодарность и восторг, пал на колени…

* * *

 Он не мог отказать себе в удовольствии поделиться этим известием с узником шестого уровня. Чувство восторга распирало его и, не находя себе места, Кхорх спустился в подземелья, предназначенные для марлогов. Он не взял провожатых и, прихватив только факел и узелок с угощением, отправился к Сидмасу.

 Внизу было темно и душно. Уже на лестницах пятого этажа его встретила мертвая тишина, и привычное ощущение тревоги вновь пришло к первосвященнику, который никак не мог привыкнуть к закрытым пространствам. Земля давила на него. И только в храме, на поверхности, он мог успокаиваться и не рисовать в воображении чудовищные картины, представляя, как рушатся своды Улхура. Но чем больше проходило времени, тем чаще появлялись навязчивые страхи и видения.

 Сейчас Кхорх не думал об этом. Он спешил увидеть человека, который с некоторых пор стал хранителем всех тайн и чаяний повелителя Сульфура.

 Минуя пустые коридоры, первосвященник представлял, как появятся в них новые обитатели – истинные сыны Арахна. И сердце его ликовало! Скоро, скоро исполнится еще одна мечта маленького Кхорха! И у него появятся свои преданные и надежные воины! Как ни стремился теперешний владыка Улхура забыть, вытравить из сердца воспоминания о прошлом, в такие моменты оно само напоминало о себе, и черноглазый подросток неотвязно шептал ему: «я здесь, я все помню, и нет такой силы, что даст мне успокоения».

 Дойдя до нужного места, Кхорх открыл потайную дверь, о которой знали не многие в Улхуре. Опасаясь матери, он сам выбрал одно из помещений, отправив туда пленника.

 Не то, чтобы его отношения к Матенаис изменились. Нет, она все так же оставалась главным человеком в его жизни, но бегство невиллы ему прощать не хотелось. И Сидмаса он не с кем делить не намеривался.

 - Эй, - позвал первосвященник тихо. – Ты слышишь меня?

 За стеной с небольшим окошком с решеткой, послышался слабый шорох.

 - Живой? – Кхорх засмеялся и, пристроив факел в держатель, заглянул в темноту закрытой комнатушки и с наслаждением вдохнул резкий запах грязного тела и человеческих испражнений.

 Он любил эту вонь. Она подтверждала те страдания, что испытывал его драгоценный враг.

 - Пусть будет жизнь твоя долгой, - проговорил Кхорх ласково и негромко смеясь, развязал узелок с едой и питьем. – И чтобы ты чувствовал мою заботу, я принес тебе гостинчик, Сидмас.

 Улыбаясь, он поставил перед решеткой окна кувшинчик с водой и выложил на лепешку еще теплые кусочки мяса:

 - Угощайся…

 Через какое-то время между прутьев просунулась грязная, худая руки, быстро ухватила узкий сосуд и исчезла в темноте. За кувшином последовало и все остальное…

 Это была самая веселая забава Кхорха – видеть и знать, как борется гордость мхара с голодом, который каждый раз оказывался сильнее сына маакорского правителя.

 - А теперь – поговорим?

 Он дождался, пока в бледном проеме стены снова не проступили смутные черты бородатого человека с затравленными и блестящими глазами.

 - Скучал без меня?

 Сидмас одичал и редко отвечал членораздельно. Это произошло так быстро и легко, и так разочаровало первосвященника, который надеялся, что осознание своего плачевного положения усугубит мучения презренного мхара. Но временами ему все же казалось, что хитрец пытается водить за нос мучителя, и вот тогда улхурец понимал, что это тонкая  игра, затеянная противником, ему безумно приятна.

 - Сегодня я венчал на царство Равл-Ата, слышишь? – приближая лицо к заветному оконцу, начал Кхорх, решив оставить напоследок то важное, что пело в его душе. – Теперь у этой земли есть истинный царь, понимаешь?

 Сидмас отступил в темень и первосвященник не успел разглядеть выражение его горящих глаз.

 - Ты веришь, что союз Трех царей не допустит появления Сульфура, Сидмас? Апикона уже нет. Он рухнул. В тот самый момент, когда родился Иктус.

 Из густого сумрака до него донесся не то вздох, не то стон, и Кхорх воодушевился, в который раз убеждаясь в ясности ума пленника.

 - А знаешь, что я решил, - продолжил он доверительно. – Я не трону Маакор, пока не уничтожу его союзников. Пусть его владыки дрожат от ужаса, ожидая моего удара. Эту блестящую мысль подал мне наш новый царь, ну, ты его знаешь – твой дружок Одрух и любовник Ла-Тимы, достопочтенный Равл-Ат. Ты сам мне рассказывал о матери, помнишь, Сидмас? Наверное, помнишь. Хотя, теперь об этом сложно судить. И мне все больше кажется, что ты рехнулся. Жаль, искренне жаль, мой друг…

 Я так любил слушать твои воспоминания, всегда такие яркие, всегда окрашенные глубоким чувством. Ты рисовал чудеснейшие картины. Помнишь? То расстилалась передо мной величественная река, и невиданной красоты город отражался в ее спокойных водах. То видел я чарующие черты заботливой матери и достойнейшей супруги великого Астемана. То волновала мою холодную кровь тайная любовь ахвэмской госпожи и жреца Златокрылой. То вдруг живо представлял твое беззаботное детство, мой друг. И вот уже ущербная луна снова стала огромной и блещет серебром, не в силах подняться до середины ночного неба. И что же слышу я из мрачной и зловонной тишины жилища узника, который почитал когда-то лунную богиню Хепес? Лишь редкое звериное рычание и грозное сопение? Куда же делся словоохотливый сын маакорского властелина? А как хотел бы я передать тебе всю красоту сегодняшней церемонии, рассказать, как хорошо был новый царь, как дивились и завидовали ему сегодня гости. Все они – чумазые кифрийцы, напыщенные эверцы, дикие ягмары…