Клятвопреступник. Избранное - [74]

— Не стесняйся, заходи запросто, — улыбнулся Семка.

Демьян осторожно почистил обросшие сосульками ноздри оленей, чтобы им легче дышалось. Потом поправил лямки и тяжи, надел капюшон кумыша, попрощался с бородачами-искателями и тронул упряжку.

Заскользила нарта. И Демьян подумал, прислушиваясь к тихой мелодии полозьев, что теперь, наверное, будет много забот и много шума. А места тут были тихие. Но это его не смутило: со всеми он умел поладить и жить в мире и понимании. Сколько тут охотников перебывало — и своих, и чужих, — и всегда они находили место на Демьяновых угодьях и в его душе. А угодьям его до прихода строителей трубы и железной дороги не было предела. В любую сторону направляй лыжи — хоть к Холодному Океану, хоть к Восходу солнца, хоть к Полуденному солнцу. А душа… она ведь может вместить все, она может быть и вовсе бескрайней. И для искателей место найдется, ведь они тоже родственники Демьяну. А у Демьяна много родственников. Быть может, больше всех. Помимо кровной родни из своего рода, ему, как и всякому ханты, приходились родственниками, братьями и сестрами, дядьями и тетушками все люди рода Медведя, будь то ханты, манси, ненцы или русские. Веками почиталось это родство. Оно было законом жизни всех родов и племен, населявших эти земли. Ни жениться ни выйти замуж не разрешалось за человека своего рода: это тебе братья и сестры — самая близкая родня. Нужна невеста — породнись с другим родом, ищи девушку в роду Бобра, или Лося, или еще в каком другом роду, на другой большой реке. Но, однако, нельзя было сватать невесту из того рода, куда ушла сестра или тетя — роды уже породнились между собой. Также двум братьям запрещалось брать невест из одного рода. Если же этот запрет нарушался, как показала многовековая практика, вскоре одна из невест умирала. Это было делом жизни и смерти не только для одного человека, но для многих людей. И поэтому никогда не забывали и всегда следили за родственными связями. Так было у всех ханты. А кроме этого, Демьян считал, что родня его родни и ему тоже приходится родней. У его многочисленной поселковой родни и в городе есть родственники. Значит, те, городские, Демьяну тоже родственниками приходятся. А у тех городских есть родня и в других селах и в городах. Вот и получается, что Демьян связан родственными узами с людьми всех сел и городов, всех больших и малых стран, всей планеты. Ведь у людей всех народов были когда-то родоначальники — звери, птицы. Возможно, все пошло от одного человека, от одного зверя или одной птицы. Только многие позабыли об этом. Бывало, спросишь у приезжего, а он и слыхом не слыхивал про свой род. И про своих близких-то родственников ничего не может сказать. Может быть, он из рода Медведя — самый наиближайший родственник Демьяна, а об этом не знает. Как вот начальник искателей Медведев, к которому он заедет на обратном пути.

Теперь ехал Демьян и размышлял об искателях нефти и газа. Значит, нефти-то еще не хватает, коли на поиски новых нефтяных мест людей отправили. Когда он ехал по Родниковому озеру, видел их домики на берегу, в сосновом поселке. А домики эти разные — одни деревянные, обшитые досками. Другие обшиты железом листовым. Под железом, наверное, тоже дерево. А железо сверху для прочности. Стоят домики на полозьях — на двух толстых бревнах, концы которых вместо загиба вверх просто затесаны полого снизу к верхней стороне. Все правильно сделано — это чтобы они в снег не зарывались. Несколько домиков на толстых железных трубах — тоже полозья, такие-то надежные, наверное, не поломаются на таежных колдобинах и кочкарниках. Над крышами торчат трубы — вьются дымки.

Гудят тракторы, Стучит электростанция.

Взглянул Демьян на становье искателей, и все, что там было, четко отпечаталось в его памяти. Это по давней охотничьей привычке все мгновенно схватывать и запоминать. В тайге у охотника ни карт, ни записных книжек. Все должно быть в голове. Может быть, пройдет немало времени, и, если в этом будет надобность, он восстановит в памяти все, что видел там-то столько-то зим назад. И вновь услышит те отзвучавшие звуки и почувствует улетучившиеся запахи. Все это дано охотнику тайги.

Покачивался Демьян в такт оленьему бегу, и мысль его шла к начальнику искателей Медведеву. Какой он есть, тот, кто командует целым отрядом искателей-молодцов с крылатыми и некрылатыми машинами?! Кто же он такой?! О чем он думает?! Какой он увидел эту землю? И какой она видится ему в будущем? Думает ли он о чем-нибудь другом, кроме нефти и газа? А главное — думающий ли он человек?! С сердцем он или, может быть, совсем без сердца?! Люди разные бывают, как и птицы и звери…

И как он выглядит? Молодой ли, старый? Не зная его дела, не поговорив с ним, нельзя понять его душу. Вернее, трудно понять. А вот внешность… Тут уж воображение Демьяна заработало само собой. Ну, борода, наверное, погуще, посолиднее, чем у Семки и Поли… Аполлона. И брови широкие, густистые, что еловые лапы. И голос, само собой, звучный, чистый, что бегущий между таежными сопками родник. А лицо… Лицо, конечно, приятное, благородное. Такие благородные лица обычно нравятся женщинам. У него, конечно, есть жена — добрая, работящая. И дети, наверное, есть. Не четверо, конечно, как у Демьяна. Но двое-то уж это наверняка. Как без детей — скучно же жить на свете… А глаза… и добрые. И строгие. И печальные. Ну, добро это понятно — как с людьми без доброты? Никак нельзя без доброты с людьми. И без строгости нельзя. Особенно начальнику. А вот печаль откуда взялась? По Демьяну выходило, что у главного искателя Медведева все хорошо: и на работе, и в семье, и связи родственные с людьми не порвал. Тогда отчего же эта печаль? Какое сомнение в душе главного искателя Медведева? Может быть, чего-то постиг, а чего-то не сумел постигнуть? А может быть, это не печаль, а грусть, которая приходит на смену и радости и горести. Может быть, это та грусть, что приходит к человеку с набегающими годами в пору зрелости? Возможно, это признак зрелости, признак мысли, признак сердца. Если так — значит, он человек мыслящий. Значит, он человек, думающий о будущем…