Клятвопреступник - [156]

Необходимость жить с воспоминаниями о гибели предков очень рано делала детей темных магов привычными к смерти. Их память была настолько переполнена ею, что когда они впервые убивали сами, то словно перенимали семейную традицию. Задолго до своего первого убийства они уже знали, какой может быть смерть.

Для светлых все было по–другому. Их родители могли себе позволить заслонить детей от смерти. На мгновение Драко задумался — каково было бы расти, не слыша отдающихся эхом предсмертных криков, не видя каждую ночь изувеченных или обожженных тел, все еще содрогающихся от ярости и страха?

Темные дети росли, зная, как отнимать жизнь. В мире, желающем их смерти, детям иногда приходилось убивать светлых магов, погубивших их родителей. И пока это не прекратится, Драко предпочтет ужасную реальность благостной иллюзии.

— Это грязно, — согласился он. — Но все случилось быстро. Быстрее, чем он убивал бы тебя.

— Я больше не стану использовать это заклинание, — заявил Гарри, отвернувшись, наконец, от трупа. — Оно наверняка из темной магии. Оно тяжелое.

— Скорее всего так и есть, — согласился Драко, стараясь отвлечь гриффиндорца от мыслей о мертвеце. — Откуда ты его узнал?

— Вычитал в старом учебнике по зельям. Там все поля исписаны заметками и странными заклинаниями. Тот, кто это все придумал, был самым настоящим гением.

— Там не было имени?

— Хозяин учебника называл себя Принцем–полукровкой.

Драко распахнул глаза.

Ну конечно! Как он раньше не догадался?

Он давно знал фамилию матери Северуса, генеалогия чистокровных семей было обязательной частью его образования. Но в каждой семье встречались имена, пропавшие с генеалогических древ, припоминаемые только когда скрещивание видов могло затронуть будущие поколения. Отец Северуса не был вычеркнут из этих хроник, потому что никогда в них не значился. Раньше Драко считал, что он как‑то себя скомпрометировал, но, может, это мать Северуса была одной из тех немногих чистокровных, кто влюбился в маггла и, осознав свою ошибку, вернулся потом в семью?

Неудивительно, что его крестный столько знает о магглах. Драко нахмурился. Но если Северус — грязнокровка, почему Люциус принял его?

— Драко? — прищурившись, Гарри посмотрел на него. — Тебе знакомо это имя? Ты знаешь, кто это?

— Думаю да, — тихо отозвался Драко.

— Кто?

Драко покачал головой.

— Прости. Я не могу сказать. Это не моя тайна.

Гарри вздохнул и хотел было что‑то сказать, но тут дверца одного из шкафов распахнулась и показалась пушистая макушка. Кто‑то взвизгнул. Драко в панике обернулся, вскинув палочку, но Гарри схватил его за запястье и направил ее в пол.

— Поттер! — рыкнул Драко.

— Не проклинай ее, — отозвался Гарри. — Это Гермиона.

Потирая запястье, Драко не стал говорить, что он планировал не просто проклятье. И что большие и глупые гриффиндорцы не знают меры своей силе.

— С тобой все в порядке? — спросил Гарри, подходя и протягивая руку, чтобы помочь девушке выбраться.

— С ней‑то все, — в глубине шкафа, за Гермионой, прозвучал другой голос. — Это не ее чуть не разорвали надвое.

— Пэнси! — Драко кинулся к шкафу и распахнул вторую дверцу.

Голова Пэнси покоилась у Теда на коленях. Когда свет упал ей на лицо, она прищурилась и подняла руку, прикрывая глаза. Сквозь прорехи в мантии виднелась окровавленная кожа. Драко поморщился. Присоски с щупалец кальмара оставили глубокие неровные раны.

— Вы так и сидели все это время? — Драко сердито посмотрел на Теда.

— Нас окатило водой, — ответил тот. — В том числе и палочки. Я понятия не имею, как у меня вышло последнее заклинание, но после него колдовать не получалось вообще.

— А мы намокли, когда помогали им выбраться, — добавила Гермиона. — Мы не могли ее вылечить и вдруг услышали, что кто‑то идет… — заметив тело Пожирателя, она осеклась.

Позади них, из одного из нижних шкафчиков, высунулся Винсент, а из‑за его спины опасливо выглянули Мэй и Дафна. Убедившись, что опасности нет, они выбрались наружу.

Драко опустился на колени возле Пэнси, призвал полотенце и осторожно промокнул круглые отметины. Он снова поморщился. Раны не просто выглядели ужасно, Драко чувствовал в них ту же враждебную магию, которая направляла кальмара.

— Будет больно, — предупредил он девушку.

Они оба знали, что простым заклинанием такие раны не вылечить, да и темная магия не была рассчитана на удобство того, кто ею пользуется. Даже у лечебных заклятий была цена. Мало того, что боли невозможно будет избежать, на сирен и их потомков не действовали заглушающие заклинания.

Пэнси кивнула и пообещала:

— Я не буду кричать.

Она взяла руку Теда, но вместо того, чтобы сжать ее в своей, зажала себе рот его ладонью. Внимательно посмотрев на девушку и убедившись, что она готова, Драко произнес исцеляющее заклинание — sticenia[20].

С влажным звуком рваные края ран начали стягиваться, смыкаясь над изувеченной плотью. Брызнула свежая кровь, и мантия Пэнси тут же пропиталась ею. Из ран потянулись вязкие нити темной магии. Девушка напряглась в объятьях Теда, заскребла ногтями по деревянным полкам. Ладонь юноши, крепко зажимающая ей рот, заглушала ее стоны и вздохи. Наконец края ран сомкнулись. Среди паутины шрамов кое–где виднелись маленькие незажившие островки. Ладонь Теда была влажной от слез Пэнси, но он так и не отнял ее ото рта девушки. Драко, ощущая боль Пэнси, как свою собственную, глубоко вздохнул и попытался унять дрожь.