Клятвоотступники - [49]

— Здравия желаю, товарищ полковник, — поздоровался он. — Пройдемте ко мне. Угощу вас зековским чаем.

— Не возражаю. Посмотрим, сможешь ли ты его приготовить, — улыбнулся Рыков.

Они прошли по коридору старого здания, построенного еще в прошлом веке, и около бюста Котовскому, установленного в углу, на тумбочке, покрытой материалом красного цвета, повернули налево, потом направо.

— Почему бюст поставили в коридоре? Ему скорее место в ленкомнате, — по ходу заметил Рыков.

— Для всеобщего обозрения. Это наша знаменитость. В царское время здесь располагалась сильно укрепленная охраной тюрьма, из которой сумел бежать Котовский, — пояснил Сауляков.

С правой стороны коридора были расположены следственные комнаты, а с левой — кабинет Саулякова и подчиненных ему оперативников.

— Как работается на новом месте? Не скучаешь по уголовному розыску? — спросил Федор Федорович, когда они зашли в кабинет.

— Да нет. Здесь практически та же работа, разница не большая, — ответил Лаврентий Александрович, наливая в чашки приготовленный чай.

— Как Васильев себя ведет? В последнее время что-то его не слышно и не видно. Ранее почти ежедневно приходил с материалами к министру, а сейчас редкий гость.

— Васильев готовится на пенсию, насколько я понял из его разговоров. Он все чаще об этом заявляет. Видимо, давно решил уйти в отставку. А материалов, заслуживающих внимания, достаточно. Я высылаю их в отделы для проверки, но результатов нет, так как нет ответов. Приходится посылать напоминания, а это дополнительная трата времени.

— Что касается Васильева, то это его личное дело. Твоя миссия, Лаврентий Александрович, проста. Принять меры к оздоровлению обстановки в СИЗО. Ты сам знаешь еще по работе в уголовном розыске, сколько отрицательного высказывалось об этом подразделении. В отношении посылаемых тобой материалов: в ближайшее время намечается оперативное совещание с начальниками райотделов милиции. Подготовься к выступлению на нем и дай анализ работы оперативных служб.

— Подготовлюсь, Федор Федорович. Многие начальники почувствуют себя неуютно, потому что будет сплошная критика.

— Хорошо. Как ведет себя Осьмак? Он потребовал встречи со мной.

— Осьмак — еще тот волк. Умный, хитрый. Поэтому в камере ведет себя замкнуто и в контакт ни с кем не вступает. Вызывая вас для разговора, он хочет что-то для себя выторговать. Это логично, потому что для него дело складывается очень серьезно.

— Скорее всего, так оно и есть. Но посмотрим. Вот разрешение Давидюка на допрос арестованного. Дай команду, пусть доставят Осьмака в следственный кабинет, — приказал Рыков.

Через десять минут арестованный был доставлен.

— Я — Федор Федорович Рыков, — назвал себя полковник, садясь за стол. — Вы просили Гария Христофоровича о встрече со мной. Я вас слушаю, Осьмак.

— Да, это так, гражданин заместитель министра. Вы человек высокой порядочности и всегда выполняете то, что обещаете. Об этом говорит весь деловой мир Светловска. Если я добровольно и честно расскажу о совершенных преступлениях, то можно ли рассчитывать на снисхождение?

— Вы грамотный человек, Осьмак, и не первый раз привлекаетесь к уголовной ответственности. Поэтому должны знать, что поручиться за решение народного суда я не могу, а вот применение соответствующих статей Уголовного кодекса, смягчающих ответственность, обещаю, но только в том случае, если действительно откровенно расскажете о своей преступной деятельности и будете способствовать расследованию уголовного дела. Что-то другое обещать не могу.

— Я вам верю и знаю, что ничего противозаконного вы делать не будете. На это у меня нет расчета. Но хотелось чтобы явка с повинной, которая подготовлена заранее, не пропала зря. Вот здесь, — Осьмак достал из кармана несколько исписанных листов бумаги и подал их Рыкову, — мною изложено все. Прошу учесть мое чистосердечное признание.

Рыков углубился в чтение исповеди Осьмака. Многое из изложенного ему было известно: ограбление Милютина, взятка, полученная от Телуши, однако некоторые преступления следствие не знало. В частности, не знало того, что Вишневский систематически продавал левый коньяк, доставляемый водителем Хохлова и иногда Осьмаком. Из получаемой выручки две трети брал Цердарь, а одна треть делилась между ним и Вишневским. Но самое оскорбительное для работника милиции ждало Федора Федоровича в конце написанной явки с повинной. Осьмак описывал связь Цердаря с вором в законе по кличке Красный, который выплачивал ему ежемесячно крупную сумму денег. Отрабатывая эту сумму, Цердарь, поставлял сведения, ставшие ему известными по роду службы. Сдержав себя, чтобы не выматериться вслух, и внешне ничем не показав своего состояния, Рыков спросил:

— Скажите, Осьмак, почему вы решили рассказать о совершенных преступлениях? Ведь не просто так вы пришли к такому решению.

— Я знаю, что влип в дерьмовое дело и меня уже ничего не спасет. На мне висит неотбытое наказание да плюс новые преступления. Они дадут такой срок, что возвращусь из заключения уже с седой бородой. Мне остается одно: вести борьбу за сокращение срока. Сумею это сделать — буду счастлив, если нет — значит, судьба такая. Но надежда остается. После ареста я многое переосмыслил и пришел к выводу: во всем виноват Цердарь. Если бы не он, то я и сегодня бы работал главным бухгалтером производственного объединения бытовых услуг и, может быть, жил бы семейной жизнью, как любой нормальный человек. Из-за него я был выброшен с работы, из-за него стал вором. Поверьте, Цердарь — это кобра в милицейском мундире, которую следует опасаться, так как укусы ее смертельны.