Клятва юных - [7]

— Экой ты речистый! А ну помолчи, я тут при деле, со мной не разговаривай!

И они замолчали. По-прежнему пели невидимые за листвой птицы и далеким гулом гудела земля.

Хрустнули сучья — к орешнику вышел парень в клетчатой кепке, с топором за поясом. Ружья у него не было.

— Вот, — хмуро сказал Кузнецов, кивнул на мальчика, — дядю Васю спрашивает. Отведи, что ли.

Парень постоял, подождал, не скажет еще что-нибудь Кузнецов. Но тот молчал. Тогда, вспомнив что-то, парень засмеялся:

— Беда, понимаешь, дяде Васе: гвоздей не захватили с собой. Пилы, топоры есть, а гвоздя — ну что ты будешь делать? — ни одного!

Кузнецов и тут ничего не сказал. Видно, не охотник был до разговоров.

Парень сделал строгое лицо, поправил за поясом топор и распорядился:

— А ну, пацан, топай за мной.

Мальчик пошел за ним следом, стараясь попасть в ногу. Но это не удавалось — шаг у парня был размашистый.

— Я не пацан, — обиженно сказал мальчик. — Я Иван Карыш, пионер.

— Ах! — Парень сдернул кепку с головы. — Великодушно извиняюсь! Так-так-так… Карыш? А я и не знал.

Мальчик понял, что над ним смеются, и смолчал. И молчал на этот раз долго — до тех пор, пока не пришли в лес и он не увидел у большой сосны дядю Васю. Дядя Вася в новом стеганом ватнике сидел перед потухшим костром и, нахмурив густые брови, веточкой ворошил пепел: должно быть, думал о чем-то.

Увидав Карыша, он поднялся:

— Ты что, не уехал? А мать?

— Ее с эшелоном отправили. В город Уфу.

— Ну, глядите на него! — Дядя Вася хлопнул себя ладонями по бокам, от этого полы ватника распахнулись, и Карыш увидел на поясе у дяди Васи большой револьвер. — Глядите на него! Сбежал от матери?

— Нет, не сбежал, — ответил Иван Карыш. — Я в тот день в автороту ушел. Дядя Вася, а что, можно из этого револьвера…

— Постой! В автороту — зачем?

— Немцев бить. А бойцам в автороте некогда было… Если б я на день раньше пришел, может, меня и взяли б.

— А сюда зачем?

— Немцев бить.

Дядя Вася качнул головой, прошелся взад-вперед. Потом остановился перед Карышем и взял его за плечо:

— Ну, вот что, друг: иди-ка ты скорей домой. Может, еще пристроишься с каким эшелоном и в Уфу попадешь.

Мальчик молчал. Ресницы у него дрогнули, он отвернулся. Дядя Вася нагнулся к нему:

— Ты что?

— Значит, и ты гонишь меня, дядя Вася? — проговорил Карыш.

— Ну, поглядите на него! — сказал дядя Вася таким тоном, что Карыш обернулся: кого это он зовет поглядеть? Но позади никого не было. Парень в клетчатой кепке — и тот ушел куда-то.

— Ты ж меня знаешь, дядя Вася… — жалобно начал Карыш.

— Знаю!

Василий Лутягин, мастер фарфорового завода, по прозванию «дядя Вася», и в самом деле знал Ивана Карыша. Карыш приходил к Лутягину от имени своего отряда — звать на пионерский костер. Отказаться было никак нельзя: ребята знали, что дядя Вася в гражданскую войну был бойцом — у самого Котовского. Он прямо-таки обязан был рассказать об этом пионерам.

Костер… Должно быть, от него еще сохранился где-то тут, в лесу, сизый огромный круг с горстью углей… и с рыжей горелой хвоей по краям.

— Я тебя знаю, — повторил дядя Вася, — ты стрелять хочешь. В немца стрелять. А дай тебе дело попроще, тебе не подойдет.

— Подойдет!

— Скажем, надо дров наколоть, а ты…

— И дров наколю!

— Или, например, гвоздей принести…

— И гвоздей принесу.

Дядя Вася опустился на мох у самой сосны и сказал:

— Ну, иди сюда, садись.

Карыш сел рядом. Дядя Вася молчал, думал.

Карыш подождал, погладил мох рукой. Такой мох мать на зиму закладывала между оконными рамами, чтобы не было сырости на подоконниках; он внизу коричневый, а сверху зеленый. Карыш хотел спросить дядю Васю, есть ли у него дома такой мох для зимы, но тот перебил его:

— Тебе который год?

— Четырнадцатый.

— Четырнадцатый? — спросил дядя Вася. — А не хвастаешь? Рост у тебя что-то маловат… Ну, слушай, вот какое тебе задание. Знаешь ты в Семихатке Филиппа Иваныча?

— Это что в кооперативе торгует?

— Значит, знаешь. Сбегай в Семихатку, — думается, Филипп Иваныч еще не уехал, — скажи ему: Василий Васильевич просит, мол, гвоздей двухдюймовых… Ну, килограмма три. Постой, я тебе записку напишу.

— Дядя Вася, а зачем тебе гвозди?

— Гвозди зачем!? — переспросил дядя Вася, положил на колено бумажку и начал писать чернильным карандашом. — Зачем гвозди? — повторил он еще раз, подписался и встал. — Избу тут буду строить. Огород городить. Огород огорожу, огурцов насажу.

— Ты смеешься! — закричал Карыш.

— Ну, иди, исполняй задание. — Я теперь тебе не дядя Вася, а начальник партизанского отряда.

Он протянул Карышу записку.

В Семихатку вели три дороги: одна по шоссе, другая через ржаное поле, третья через болото. Третья была самая короткая, и Карыш пошел по ней.

Болото начиналось сразу за лесом, — очень нарядное, если посмотреть на него издали. Там еще доцветали не убитые морозом красноватые копья иван-чая; его было много, и рос он стебель к стеблю — длинной полосой; казалось, что это розовый ручей течет к озеру. И по всему болоту торчали зелеными бородавками кочки. Еле заметная тропка путалась между кочками, а к середине болота пропадала. Но люди и там проходили — перепрыгивали с кочки на брошенное кем-то бревнышко, а с него на другую кочку.