Клятва Тояна. Книга 1 - [46]

Еще больше встревожились жители Тоян-каллы[106], когда в другом месте на Тоом-кыр вылез из глины череп огромного неизвестного зверя с двумя огромными клыками.

Третий знак — дым из кыштау русов. По ночам он похож то на серебряную трубу, упирающуюся в небо, то на ствол карагая[107]; утром становится красным, как кровь или зеленым, как трава, а днем синим, как цвет вечной печали.

— Прогони неверных! — потребовали у Тояна соседи и громче всех Басандай. — Разве ты не видишь, что говорят тебе земля и небо?

Тоян не прогнал.

И начались несчастья. Там, где лежит иил-таш, производящий погоду, вдруг загорелся болотный лес. Откуда взялся огонь, никто не знает. Но кто, кроме казаков, мог вызвать его, заклиная на багровом камне своих духов?

В другом месте напали на тайгу гусеницы и стали поедать ее, как саранча степь. А на пастбищах появились тучи шершней-ара. Никогда раньше столько не бывало. И кони никогда раньше так не бесились, и люди так плохо не умирали.

Напротив высокого берега с Двумя Огромными Клыками запутался в сетях один из сыновей Казак-Кумая, а на другой день после его смерти в самом неглубоком колодце, посреди Тоянова городка, нашли тело маленькой девочки. Еще через одну луну — возле кыштау русов видели женщину по имени Тоюрке[108]из Басандай-каллы. Кто видел, трудно сказать. Куда она делась — и того трудней. Да никто и не спрашивал. Всем ясно: в зимовье она. Мужчинам всегда нужна женщина. На то они и мужчины. Но почему казаки взаперти ее держат? От них всего можно ожидать…

Зима принесла новые беды. Много дней подряд сыпал снег. Потом ударили морозы. Ветер кричал, плевался, валил с ног. В такую погоду коней на водопой не выгонишь, сухой травы в загоны не подвезешь. Земля стала одним сугробом, ветер превратился в нестихающую бурю, тайга потеряла часть ветвей.

Когда буря кончилась, эушта не досчиталась половины стада, старых людей и младенцев. А казаки, как были, так и остались. Суровая зима обожгла их глаза и бороды, но не тронула их самих.

А по первой траве явились на Тоом черные калмыки Бинея. Крадучись явились, без обычного для них шума и невежества. В землях Басандая переправились они с левого берега на правый и напали оттуда на кыштау казаков.

Ничем не смог помочь Тоян русам. Застали их врасплох черные калмыки, всех перебили и побросали в воду.

Но один казак все-таки выплыл. Приполз к Одтегину с тяжелыми ранами. Спрятал его в лесном шалаше старый табиб. Стал лечить водой Удуккуля, целебными травами и молитвами. И вылечил.

Узнал об этом Тоян, обрадовался: вот человек, который знает, кто и как напал на зимовье.

— Ешит[109], — сказал ему Тоян. — Ты должен пойти назад, в Тобол-туру и все рассказать илчи, который тут тебя оставил. До Умара я дам тебе провожатых. Дальше будешь добираться сам. Ид![110]

Казак ушел.

И снова потянулось время.

Тырков все не приходил и не присылал своих доверенных. Зато приходили умаки и киргизы, калмыки и чаты, орчаки с правого берега Умара и кучугуты с верховьев Тоома. Каждый брал то, что оставалось у эушты от килмешек, приходивших до них.

Люди Бинея, смеясь, говорили:

— Барсук от ударов только жиреет!

Басандай злорадствовал:

— Я же тебя предупреждал, Тоян-ака: дружить с неверными все равно что есть вонючий песок. Хаданга[111] велика с виду, но пуста внутри. В ней все воюют со всеми. Поэтому помощи от нее не жди.

Посланцы Обака и Чегея вторили ему:

— Не прислоняйся к юрте, которая готова упасть! — и рассказывали о великом московском голоде, о кабарах[112], которые жгут и разбойничают против царя, о кознях чужестранцев и о многом другом, что приносят в Степь торговцы, странники и послы.

Тоян верил и не верил рассказам.

Оставшись один, он доставал из потайного места ярлык с красной подвесной печатью русийского царя и подолгу вглядывался в лесенки красиво вычерченных, но непонятных ему знаков. И тогда за его спиной незримо появлялся Тырков.

— Смело прикладывайся к Москве, князь, — советовал он. — Се не город, а храм, у которого на одних плечах помногу глав. Коли, не дай Бог, большую собьют, малые останутся. Коли малых не станет, звонница цела. А храмов и звонниц на Русии не счесть. Чтобы до московских добраться, надо остальные свалить. А в Москве еще Кремль есть, а в Кремле — Иван Великий. Я это тебе на всякий случай говорю. Мало ли какая передряга приключится…

Значит, предчувствовал посланник, что может пошатнуться Москва, что начнут падать главы с ее храмов. Не до Тояна ему стало, не до убитых черными калмыками казаков, не до обещанной дружбы. Тогда лучше не приходил бы, не расписывал Кремль и Ивана Великого, голос которого звучит будто из Поднебесной, за десять верст слыхать. Восточные люди называют его Алтын Кораз — Золотой Петух…

Как странно все переплелось в этом мире. Для одних Москва — храм, для других — главный город враждебного народа. Для одних Тоом — это Мать Любящая, для других — место поживы. Для одних смерть — это величайшее горе для всех живущих, для других — обыденность, недостойная, чтобы о ней говорили. У каждого свой язык, свои представления, свой бог.

Но исцелитель Одтегин убежден, что у всех людей на земле один Бог. Единственный! А пророков несколько. И различаются они молитвами. Одни призывают на помощь солнце и небо, Воздух и Землю, другие пророка Моисея или пророка Христа, пророка Мухаммеда или пророка Будду, третьи говорят со своей судьбой через судьбы предков. Нет среди них неверных, нет кяфиров и бусурман, есть лишь заблуждения и ошибки. Но как исправить их, никто не знает…