Клятва Тояна. Книга 1 - [44]

Устал Тоян от молчаливого недружелюбия родственных соседей. Еще больше устал он от корыстных килмешек — пришлых. Не зря говорится: гость плохой — в гости уйдет хозяин, хозяин плохой — в гости уйдет гость.

Тояну уходить некуда. Вот и приходится ему оставаться в эуште гостем, когда приходят сюда хозяйничать посланцы степей.

…Тырков не такой. За ним стоит сила, которая не меньше силы всех приходящих в эушту, но она не сделала его чванливым. Он горяч, но умеет сдерживать себя и отвечать откровенно. Он не жаден к еде и вину, но жаден к беседе. Он дает говорить собеседнику не меньше, чем себе. Он не требует ни подчинения, ни постоянных ублажений, а потому хочется верить, что дружба ему и Московской Сибири нужна сейчас больше, чем дары и богатый ясак.

После пира Тырков не стал отлеживаться на мягких подушках, как сделали бы это другие посланцы, не попросил себе просветляющей голову арыки. Пробудившись на перекрестке тьмы и света, он надел легкий дорожный кафтан, велел своим людям оставаться на месте, а сам отправился осматривать пастбища, охоты и рыбные ловли эушты. В провожатые взял Таная. Значит, не оттолкнула его дерзость наследника. Иль алла! Не тот хорош, кто в рот смотрит, а тот, кто в глаза. Танай молод, быстр в ногах, сообразителен. С ним и без толмача объясниться можно, знаками.

Весь день не покидала Тояна тревога и за сына, и за посланника. В тайге всякое случается. Можно в яму упасть, напороться на айя[97] или на людей Еваги и Басандая. Хотел было Тоян послать вдогонку ушедшим своих слуг, но потом раздумал. Тырков может принять это за недоверие, Танай — тоже. Лучше набраться терпения и ждать.

Уже в сумерки приткнулась к берегу лодка. Из нее вышли Тырков и Танай.

— Прости, князь, за своеволие, — повинился Тырков. — Не хотелось беспокоить тебя спозаранок. Спасибо наследнику: показал, что у тебя на другом берегу Тома и на Ушай-реке. Добрая земля, большой кирак![98] За день на конях не объедешь. Теперь посмотреть бы мне, что у тебя на этом берегу… Позволь и завтра сыну твоему сопровождать меня.

— Ты решил остаться в эуште, илчи[99] — уклонился от прямого ответа Тоян. — Отдохнул бы перед дальней дорогой. Зачем тебе ездить по нашим болотам? На пути в Тобол-туру их намного больше.

— Не тревожься, князь. И отдохнуть успею, и посмотреть. Но если ты против, скажи. Я нс обижусь. Мое дело грамоту явить и отписку на нее в Тоболеск взять. Не хотел тебе мешать, пока ты думаешь, вот и нашел занятие. Или отписка готова?

— Я могу долго думать.

— Я могу долго ждать.

Они обменялись понимающим взглядом.

— Хорошо, — сказал Тоян. — Сын мой будет с тобой, как ты просишь.

Где только не побывали Тырков с Танаем! На маленьком лесном Удук-куль[100], где живет белый от старости исцелитель Одтегин, и у большого багрового камня иил-таш, упавшего с неба и производящего погоду; на озере с плавающими островами и в долинах рек с черной жирной землей — сока; в тайге, где конь не пройдет, и на болотах с синими цветами ир… Рыбаки готовили им щурбу из семи лучших рыб, давали брагу из корней кандыка. Пастухи жарили барана и посыпали сочное мясо кусочками кислого продымленного сыра. Тырков ел и похваливал. Особенно понравился ему вынутый из Тома и слегка подсоленый сарыбалык[101]. Еще понравился кан, кровяная колбаса с молоком и жиром.

Так прошло четыре дня. На пятый Тырков засобирался в обратную дорогу.

— Пора нам, князь, садиться за отписку. Готов ли?

— Нет, илчи, — твердо посмотрел ему в глаза Тоян. — Много думал, ничего не решил. Хочу подумать еще. В другой раз ответ дам.

— Когда?

— Приходи через зиму. В первый месяц года нисан.

— Да ты никак шутишь?! — дернул рассеченной ноздрей Тырков. — Мне нынче велено… — но тут же обмяк и телом и голосом: — Или с очей на очи не посмотрелись? Или мало я тебе сказал, а ты мне? И-эх, князь! Врать не буду, раздосадовал ты меня. Сильно раздосадовал. Смотри, кабы не промедлить. А мне кроме своей посольской башки терять нечего, — он зацепил рукой волосы, будто собираясь выдернуть вместе с ними голову, засмеялся каким-то тонким, хлюпающим смехом. — Хотя… Чего нет, того не потеряешь, — и вышагнул за порог многоугольной деревянной юрты для гостей.

За прощальным дастарханом Тоян попытался сгладить размолвку:

— Ничто не дальше вчерашнего дня, ничто не ближе завтрашнего. Придет время, и мы снова встретимся. Может быть, не через зиму, а наполовину раньше.

— Может быть, — согласился Тырков. — К быстро идущему пыль не пристанет. По-моему, так у вас говорят? Разве осень — это быстро?

— Нет. Но если у твоего попутчика конь захромал, и ты своего придержи.

— Ладно, князь. Тогда сделаем так. Пока ты своего коня на ногу ставишь, позволь моим людям рядом пожить. На какое место укажешь, там и срубят они себе зимовой домишко, где разрешишь — пропитание добудут. Я им настрого велю тебя не стеснять, во всем слушаться да смотреть, чтобы соседи эуште досад не делали. Пока они тут, Тоболеск и без отписки ждать станет. А там увидим, куда дело повернет. Даст Бог, слюбимся.

Сколько ни отговаривался Тоян, а на этот раз Тырков сумел настоять на своем. Десять казаков пришло с ним, а ушло четыре. Толмача тоже оставил, чтобы было у кого спросить непонятное.