Клятва Люка Болдуина - [4]

– Подойди ко мне, Люк, – позвала она.

– Зачем? – спросил он, настороженно держась поодаль.

– Ладно, Люк, не нужно. Да благословит тебя господь, – мягко сказала миссис Джексон. Она тоже встала и попыталась обнять Люка, но он чуть ли не со злостью оттолкнул её.

– Что с вами? – заволновался он. – Оставьте меня в покое. Он стоял, как стоял часто, опустив руки, его большие голубые глаза смотрели внимательно и твёрдо, на лоб упала прядь волос. У него был такой вид, будто он приготовился драться или бежать наперегонки, а в действительности лишь отчаянно негодуя: неужто они намерены занять в его жизни место, принадлежащее его отцу?

– Мой бедный мальчик! Что с тобой? – недоумевала тётя Элен, которая не могла понять, чем он так рассержен.

– Ничего, – окончательно разозлился он. – Почему вы ведёте себя так, будто что-то случилось? – спросил он. Тё-

тя обняла его и прижала к груди его голову, и он почувствовал запах её пудры. Отшатнувшись, он повторил: – Оставьте меня в покое. Со мной всё в порядке.

Он был рассержен и смущён, и обе женщины только беспомощно глядели друг на друга.

И снова Люку вспомнился Майк. Хорошо бы, сейчас

Майк был с ним! Собака знает, как, не действуя тебе на нервы, разделить твоё замешательство и горе. Она умеет сидеть молча рядом и не напоминать о себе.

Он вышел и сел на крыльцо. По другой стороне темнеющей улицы проходило несколько больших мальчиков.

«Привет!» – машинально поздоровался он. «Привет, Люк!» – ответили они таким тоном, что ему снова стало неспокойно. Мечущийся над домом козодой издал жалобный вопль, который привёл его в ещё большее замешательство. Весь день он был сбит с толку нереальностью всего происходящего. Он понимал, что ему суждено потерять отца, но не мог в это поверить.

Отец умер в четыре часа утра, и когда Люку об этом сказали, он не заплакал. Он так и не мог поверить в смерть отца, и сильнее других в нём было чувство удивления.

2. СТАРАЯ СОБАКА И БЛАГОРАЗУМНЫЙ ДЯДЯ

Сойдя с поезда на станции в Коллингвуде, Люк с тревогой огляделся по сторонам, любопытствуя, в каком месте ему суждено жить. В праздничном сером костюме, с чемоданчиком в руке, он медленно шёл по платформе, глядя на широкую заводь голубого залива, уходящего за горизонт, где дым из трубы парохода превращался в тоненькую струйку, а белые облака, громоздясь друг на друга, принимали вид огромных соборов, высившихся на фоне синего неба. К северу от крохотной станции за рядами домов тянулись холмы с фермами, холмы, которые потом переходили в удивительно синие горы, каких он никогда прежде не видел. Горы эти так заворожили его, что он почти позабыл о своей тревоге. С другой стороны станции доносились грохот молотков и визг сверла, вонзающегося в металл. Это была судостроительная верфь. В небо вздымались огромные стальные бимсы. Обшивался сталью корпус судна, и подвешенные в люльках рабочие били молотками по стальным пластинам. А справа тянулся причал с белым зерновым элеватором, у которого стояло под погрузкой судно.

В те дни население Коллингвуда насчитывало семь тысяч человек, и судостроительным рабочим и докерам приходилось работать сверхурочно, потому что на элеватор за зерном приходили зерновозы с северных озёр, из Чикаго и даже из Кливленда. Город рос вокруг гавани и вдоль берега, а за ним шли холмы и уходящие до самых синих гор фермы.

– Люк! Люк! – услышал он голос тёти Элен. – Я здесь.

И вот она уже бежала по платформе в сером лёгком пальто и аккуратной голубой шляпке, быстро перебирая короткими толстыми ножками. На круглом лице сияла улыбка. Она тепло обняла его. И он поспешил поздороваться с ней, словно извиняясь за то, что у него нет своего дома. Взяв у него чемодан, она, весело болтая, подвела его к машине, и они двинулись от станции на юг по пыльной, засыпанной щебёнкой дороге, которая, извиваясь, тянулась по берегу залива.

– Ах, Люк, – болтала она, ибо была слишком здравомыслящей, чтобы почувствовать охватившее мальчика смущение, – тебе должно понравиться у нас на лесопильне. И твоему дяде Генри, по-моему, тоже повезло, что в нашем доме появился такой смышлёный мальчик, как ты, Люк.

– Я не очень хорошо помню дядю Генри, тётя Элен.

– Разумеется. Ты же давно его не видел. Он тебе понравится, не сомневаюсь, и, как бы ни был занят, всегда найдёт для тебя время.

– Дядя Генри много занят? – учтиво спросил Люк.

– О да, твой дядя из тех людей, что не сидят без дела.

И сам не сидит, и другим не даёт… Куда ты смотришь, Люк?

– На озеро. Это облака или остров? – спросил он, показывая на нависшие над водой тяжёлые белые облака, которые казались такими же на удивление глубокими, как пещеры или горные расселины.

– Остров, – ответила она. – Крисчиэн-айленд, индейская резервация, место легендарное.

– А что такое «легендарное место», тётя Элен?

– Это такое место, где много лет назад произошли трагические события, – ответила она. – Да, пожалуй, такое определение наиболее подходящее.

Много лет назад отряд индейцев отступил на этот остров и оборонял его от более сильного племени, рассказывала она, пока машина ехала мимо стоящих поодаль от дороги домов и коров, щиплющих траву на лугу. Впереди было устье реки, где дорога сворачивала в сторону. Проехав несколько сот ярдов вдоль окаймлённого деревьями берега реки, они очутились перед зданием, в котором уже более столетия размещалась лесопильня. Низ здания был сложен из больших каменных плит, а верх отделан красной вагонкой. Рядом живописно расположилась мельничная запруда с плотиной и заросшим мохом водяным колесом. Позади невысокого строения из красного кирпича лежали сложенные в штабеля доски и большая куча опилок. На другой стороне реки зеленели поросшие густым лесом холмы. А воздух был наполнен пронзительным визгом пил, вгрызающихся в брёвна. Справа, в стороне от лесопильни, возвышался трёхэтажный дом, рамы, наличники и двери которого были заново выкрашены в белый с зелё-