Клятва и меч - [25]

Роберт допил вино, поставил кружку на стол и вновь достал письмо Матильды из холщовой мошны.

– Это согреет вам сердце, мой друг, – с мягкой улыбкой сказал он. – Но если вы удержитесь и прочтете его чуть позже, в уединении, то я успею встретиться с вашей прелестной супругой.

Бриан повертел свиток в руках и смущенно посмотрел на гостя.

– Вы сказали, что императрица ждет доказательств моей преданности. Она имела в виду только это?

– Я успел навестить всех наших сторонников, кроме Болдуина де Редверса. – Роберт словно не расслышал его вопроса. – Барон по-прежнему укрывается в Экзетере. Боюсь, до него сейчас не добраться.

Бриан спрятал пергаментный свиток так, как это сделала бы женщина, – сунув его за ворот своей туники. Не заметив проницательного, ироничного взгляда Роберта, он встал с кресла.

– Я позову леди Элизу. Моя супруга будет рада видеть вас.

– Я горю нетерпением, – ответил гость. – Мы так давно с ней не виделись.

Это была, скорее, записка.

«Бриану Фитцу, лорду Уоллингфорду, самые нежные приветствия и объятия – от Матильды, вашего друга.

Я послала своего друга, сторонника и брата Роберта Глостерского, дабы ободрить вас и подготовить к моему прибытию. Он везет с собой также письма к одному или двум другим моим сторонникам, но ни одно из них не несет столько тепла, как это. Воровство, которое проявил мой кузен, огорчило и удивило меня, но каковы бы ни были его уловки, я верю, что вы не изменили своего доброго отношения ко мне.

Вы – хорошая пара с вашей юной женой Элизой, о которой я слышала самые добрые отзывы. Но даже в вашем счастливом браке, надеюсь, вы не забыли Матильду, которая была императрицей Германии и могла бы ныне стать королевой Англии, но в любом случае осталась вашим близким другом.

Следите за нами из вашей цитадели, Седой. Паруса уже подняты, и мы лишь ждем прилива.

Я многое бы еще хотела сказать вам, но мне дают знак, что гонцу уже пора уезжать».

Эту записку он будет перечитывать еще много раз.

Не желая огорчать Элизу и боясь, что такое интимное послание укрепит ее ревность, Бриан спрятал свиток среди своих деловых бумаг.

Два дня спустя Элиза, занимаясь проверкой наличия продовольствия в замке и желая знать, сколько они израсходовали муки за последнюю неделю, стала рыться в бумагах мужа в поисках соответствующих записей и нашла это послание. Отложив его в сторону, она продолжала разбирать документы, искоса поглядывая на него. Уловив смысл нескольких слов, она насторожилась и позволила себе прочитать его полностью.

С той минуты Элиза потеряла покой, стала мрачной и неразговорчивой. Бриан терялся в догадках, не решаясь спросить, что случилось, а затем решил: она просто устала от долгого и безвылазного сидения в замке. Это подтолкнуло его к мысли все-таки последовать совету графа Роберта.

Во вторую неделю апреля Бриан Фитц посетил двор короля Стефана в Оксфорде. Новый король нашел своего старого приятеля несколько настороженным и сдержанным. Не требуя больше от Бриана публичной демонстрации преданности, Стефан пригласил разделить радость встречи с другом своего брата епископа Генри. Не щадя своего красноречия, тот рассказал лорду Уоллингфорду о благородстве и бескорыстии Стефана, временно взвалившего на свои плечи тяжелый груз управления государством, и о коварных планах Матильды. Бриан не поверил ни единому его слову, но притворился, что принял все за чистую монету.

К всеобщему облегчению, рана затянулась, но шрам остался.

Глава V ПОСЛЕ ТОГО, КАК ОН ЗАГОВОРИЛ…

Март 1137 – июнь 1138

Епископ Генри был влюблен в одну из самых редких красавиц, каждый раз поражавшую его своей естественной грацией, изящной фигурой и царственной походкой. Семейные отношения в среде церковнослужителей в те времена не приветствовались, да и прелестница оставалась равнодушной к возвышенным чувствам брата короля. Но, тем не менее, почти ежедневно епископ, возвращаясь к себе домой, облачался в роскошную тунику и смиренно шел на свидание. Пройдя цветущий сад, он подходил к высокому вольеру и восхищенно смотрел, как его любимица гордо выступает по зеленой лужайке, изредка пощипывая травку.

Ограда была необходима для самки страуса, поскольку она добрых семи футов в высоту, да к тому же обладала довольно скверным характером. Она была единственным существом в Англии, которого Генри слегка побаивался.

Епископа сопровождал тощий, темнокожий мужчина по имени Зенги, к которому Генри относился с неприкрытым уважением на зависть остальным слугам. Что бы этот странный человек ни говорил, епископ с ним всегда соглашался и беспрекословно выполнял все его просьбы, да еще с охотой, без видимых усилий над собой.

Египтянин по рождению, Зенги провел большую часть своей жизни в Нубии, в пустынных землях между Нилом и восточным побережьем Красного моря. Он владел несколькими языками, в том числе европейскими, был мастером-корабелом, но главное – слыл уникальным знатоком животного мира Аравии. Зенги руководил отловом диких зверей для епископа Генри, сопровождал их в Англию, да там и остался. На его попечении находились четыре рыси, выводок красивых, но смертельно ядовитых змей и пара арабских страусов, предмет особой гордости епископа Генри. Однако огромный, с алой кожей самец мало внимания уделял своей красавице подруге. Дайте им время, успокаивал Зенги своего хозяина. Они не сойдутся до весны (правда, он толком и сам не понимал, что такое весна в этой холодной, дождливой стране). Надо проявить терпение, говорил он епископу, и, если Аллаху будет угодно, эта пара еще подарит вам яйцо.