Клянусь, это любовь была... - [47]

С трудом я нашел дом и отыскал ее комнату. Дверь открыла незнакомая, очень толстая девушка.

— А разве здесь не живет…

— Нет, — перебила она, — не живет. Она вышла замуж за иностранца на двадцать лет старше и уехала с ним. Навсегда.

— Где же она сейчас живет?

— В Испании, где же еще ей жить. В Испании.

ВОЛЧИЦА

Я складывал ЯЩИКИ С огурцами, когда он появился. — Ты Виктора не видел? — спросил он каким-то странным, дрожащим, как у старика, голосом.

Ему было лет тридцать. Если бы не широкий шрам на подбородке, его можно было бы даже назвать красивым. Меня поразили его глаза: большие, синие. Они смотрели на меня и одновременно сквозь меня куда-то далеко.

— Виктор сегодня не работает, — сказал я. Он постоял секунд десять без движения, потом повернулся и медленно ушел. Что-то необычное, странное было в этом парне, что именно — я не мог объяснить. Скоро я забыл о нем и вернулся к моим ящикам. В большом продовольственном магазине чернорабочих, то есть нас, было всего трое. Работы было не очень много, и платили тоже соответственно. Эта работа имела единственное преимущество — сюда брали кого угодно. Мы все были из этой категории. Старший из нас был законченным алкоголиком и рассчитывать на другую работу не мог. Виктор только что вернулся из тюрьмы. По его словам, оказался он там совершенно случайно. Работал проводником на поездах дальнего следования. На какой-то станции увидел беспризорный вагон, одиноко стоящий в тупике. Поймав удобный момент, залез туда и вытащил бензопилу. Но далеко уйти не удалось, его тут же схватили.

— Я-то думал, — рассказывал он, — дадут мне по башке и отпустят. Дали… два года…

Что касается меня, то, как выяснилось (увы, достаточно поздно), я из тех людей, которые время от времени сами себе устраивают невыносимые жизненные условия, чтобы героически бороться за их устранение. Вот я и остался в очередной раз без работы и без денег, и надо было срочно где-то устроиться. Друзья в пожарном порядке нашли этот магазин в маленьком городке.

— Тебя какой-то парень искал, — сказал я Виктору через день, когда тот появился в магазине. — Странный такой, вроде смотрит прямо в глаза, но тебя не видит.

Тот день был из тех редких, когда работы почти не было. Погода стояла отменная, весеннее солнце нежно пригревало. Мы поставили пустые ящики у черного входа магазина и, сидя на них, лениво рассматривали прохожих.

— Да, я его знаю, — сказал Виктор. — После кошмарной автокатастрофы он почти ничего не видит. Он не в состоянии ни нормально ходить, ни нормально говорить. Стал инвалидом, калекой. А таким парнем был! И все из-за этой суки…

Он грязно выругался и достал сигареты.

— Я сейчас от него иду, — добавил он. — Сегодня он судится. Можешь себе представить такой маразм: на него подали в суд за то, что он не платит алименты! А на его пособие по инвалидности даже сигаретами не запасешься. И снова эта сука воду мутит. (Он опять выругался.) Все знают, что ее ребенок от другого. А ей не сидится на месте. Она хочет добить его полностью, понимаешь, полностью.

— Если честно, не понимаю, — сказал я ему. — Зачем ей это надо?

— Да потому, что она мразь, понимаешь. Мразь. Другого объяснения нету.

— Все-таки ты что-то не договариваешь, — упорствовал я. — Так не бывает, чтобы жена ни с того ни с сего решила мужа подставить. Он, наверно, что-то натворил.

— Я тебе говорю, все она виновата, — он вскочил с места, отшвырнув сигарету в сторону.

— Ладно, успокойся, — сказал я. — Что ты нервничаешь?

Он зажег новую сигарету и снова сел.

— Я ее знаю больше пяти лет. Тогда я еще был проводником. Работал на поездах дальнего следования. Она прилипла ко мне на какой-то станции. Ей тогда было лет восемнадцать. Глаза, мордашка, ноги — все в порядке. Стоит напротив меня и заявляет: «Возьмешь меня, командир, с собой?» Я ей: «Возьму, но боюсь, ты не выдержишь». А она мне: «Еще вопрос, кто кого выдержит». Короче, вечером я захожу в свое купе, а эта сучка стоит нагишом и меня дразнит: «Что стоишь, как калоша, — говорит она мне, — подойти боишься?» Ну, ты, наверное, понимаешь, что за пять лет работы проводником я многое перевидал, но эта бабенка была особая. Мы с ней кувыркались час, а она мне с наглой рожей заявляет, что хочет еще. «Ну сколько же тебе нужно, мать твою…» — говорю я ей. «А я вот такая, — усмехается она, — чем больше, тем больше и хочется. Но ты не бойся, я тебя насиловать не буду. Живи на здоровье. Если хочешь знать, мы с тобой бабки будем зарабатывать, понял». — «Какие бабки?» — спрашиваю я ее. «Самые что ни на есть настоящие, — говорит она и одевается. — Ты сюда будешь приводить мужиков, а сам минут на двадцать уйдешь прогуливаться по вагону. Деньги потом честно разделим. Видишь, как все просто», — говорит она спокойно, будто предлагает мне булочку съесть, а в глазах горят шальные огоньки. «Ты что, мать твою, — разозлился я, — готова с первым встречным лечь в постель?» — «А ты кто такой, если не первый встречный? — смеется она. — Или ты решил, что я, увидев тебя, урода, сразу голову потеряла? Мне деньги нужны, деньги. Заодно и ты, дурак, их заработаешь». Я взял ее, полуголую, и пинком под зад вышвырнул из купе. «Убирайся, — сказал я ей, — чтобы я тебя здесь больше не видел. Увижу — задушу»Она ничего не сказала, только посмотрела на меня своими большими наглыми глазами. Я еле-еле заставил себя сдержаться и не врезать ей по мордашке. Она ушла. Я думал, что забуду ее, как дурной сон. Но бывают сны, когда просыпаешься ночью и больше заснуть не можешь. С этой девицей было то же самое. Баб я знал хорошо, сам понимаешь — работа такая… Кого только ни встретишь в этих поездах. К тому же тогда я уже успел жениться и развестись. Но эта девица была особая. Из тех, которые на нас, мужиков, действуют безотказно. Не смейся, такие женщины тоже есть. Ты понимаешь, я раньше считал, что мужику много не надо: было бы что есть, что пить и где ночевать, да еще чтобы денежки в кармане шуршали — вот и все дела. Да нет, все не так просто. Особенно хорошо это начинаешь понимать на зоне. Там условия заставляют много думать. Времени, понимаешь, целое море. Сиди на нарах и думай сколько хочешь. Так вот, браток, жизнь наша — это самый настоящий цирк. Ты можешь быть добрым, честным, но придет какая-нибудь сволочь и сыграет роль этого доброго и честного в сто раз лучше тебя — и все, баста, твоя песенка спета. На тебя уже никто не посмотрит. Среди этих актеров есть такие, которые заставляют зрителя плакать, а сами в уме над ними смеются. Так вот, эта самая девица была из таких. В постели она так тебя ласкала, такие охи и ахи издавала, как будто всю жизнь именно тебя искала и вот сейчас, в этот момент, наконец, нашла. Такие на нашего брата действуют, как наркотик. Пробовал? А я — да. Скверное это дело. Причем ты прекрасно понимаешь, что это тебя загубит, но завязать никак не можешь.