Клудж. Книги. Люди. Путешествия - [69]

Появление наше, что греха таить, вызвало среди публики известный интерес – на такой, пожалуй, могла бы рассчитывать забредшая в московский ресторан экзотически одетая эфиопская или шриланкийская пара; внимание, отчасти даже лестное – по крайней мере до того момента, когда официант, получив заказ принести нам то же, что едят за соседним, и вот за тем, и за тем столиками, – таки принес нам это.

– Финикс ин тайгер скин, – торжественно провозгласил джентльмен в розовой ливрее, явно одобряя столь изысканный выбор: Феникс в тигровой шкуре.

В детстве у меня жила такса; в середине восьмидесятых ее кормили отборными сахарными косточками, в девяностых – «чаппи» и «педигрипалом»; был, однако, момент в конце восьмидесятых, когда в силу политических причин не было ничего – и приходилось покупать ей куриные лапы; такса выла от ужаса, но глодала их – а что поделаешь, голод не тетка. Именно их, к нашему ужасу, и принес официант – щедрую, штук по двадцать на нос, порцию замороженных куриных лап: сизо-желтых, морщинистых, пупырчатых, с когтями, как у галапагосских игуан.

Наша реакция вызвала у окружающих дополнительный прилив интереса; так оживляется русский человек, когда видит, что какой-нибудь итальянец или араб мается, глядя на предложенную ему рюмку водки; все, кто мог видеть нас с соседних столов, заерзали и даже привстали – не дай бог пропустить тот момент, когда мы наконец вонзим зубы в этот восхитительный гибрид костей, хрящей и жил.

– Сам макай, – шипит мне в ответ моя спутница.

– Не хочу!

Перед иностранцами неудобно!

С тех пор это самое «макай» и «Китай» намертво зарифмовались у меня в голове; психотравма, полученная за тем ужином, сформировала мое восприятие этой страны. Кто-то ездит туда за архитектурой, кто-то за ландшафтами, кто-то за древностями, кто-то – за миром будущего. Для меня эта страна – кипящий котел, со дна которого, как из шляпы фокусника, постоянно всплывает нечто абсолютно непредсказуемое.

Китай похож на кабинет врача, в который можно войти прямо с улицы, без записи. Я видел там такие – по крайней мере, кабинеты стоматолога: на обычной хай-стрит и между лавок с хозтоварами и сувенирами – витрина, где дантист на глазах у изумленной публики выдирает у пациента зубы. Разумеется, почувствовать удовольствие от контакта с уличной бормашиной или вкуса вареной куриной лапы в первый же день пребывания в Китае сложно; лучше сначала «набрать высоту» и хотя бы мельком ознакомиться с более привычными китайскими аттракционами: уходящая за горизонт Великая стена (которая, возможно, и работала в качестве защиты от монгольских полчищ, однако в настоящее время пала под натиском торговцев сувенирами, безжалостно набрасывающихся на всех, кто попадает в их поле зрения); трехуровневая панорама гонконгской гавани Виктория: девственные зеленые холмы вдалеке, затем линия небоскребов и – залитый солнцем залив, по которому снуют деревянные суденышки с цветными, как крылья у леговских драконов, парусами. Сюрреалистический пейзаж в Кайпинге: рисовые поля и среди них – построенные в начале XX века сказочные башни-крепости диалоу, фантазия чокнутого архитектора. «Обязательная программа» состоит из нескольких десятков пунктов; всем этим монастырям Тысячи Будд, садам Скромного чиновника, мостам Бессмертных и Каменным лесам можно посвятить годы; тем не менее в какой-то момент осознаешь, что Китай – понятие не географическое и даже не экономическое, а психическое. Древности, ландшафты и прочие «достопримечательности» можно увидеть где угодно – а вот ощутить, что ты на Луне, в мире, где все наоборот, – такого больше нигде не обнаруживается. Тысячелетняя языковая и географическая изоляция создали эндемичную нацию инопланетян.

В первый приезд я лелеял мысль о том, что коммуникация на языке аборигенов теоретически возможна. Помню, как я искал улицу по бумажке с адресом: Шанхай, такой-то район, улица Донг Пинг Лу. Я вцепился в какого-то китайца – сто процентов местного, вышел за газетой:

– Стрит Донг Пинг Лу, плиз?

Он прищурился, будто не вполне понял.

Чего ж тут непонятного? Донг Пинг Лу! Где-то рядом?

Ни бэ ни мэ ни кукареку.

Плюнул и нашел другого – который выглядел еще лучше: как служащий справочного бюро. И? Тот же результат.

А, догадался я, наверное, проблема в произношении, интонации, надо говорить по-другому.

– Донг Пинг Лууу?

Это сработало – но при попытке дойти, следуя полученным подсказкам, я столкнулся с отсутствием чего-то похожего на пункт назначения.

– Дооонг? Пииинг! Лу? Днпнлууууууууууу?!?!?!?!

Каждая новая жертва с пониманием, иногда с оттенком озабоченности, кивала, куда-то показывала – ровно в противоположную относительно своего предшественника сторону. (Что, впрочем, неудивительно: китайцы одержимы равновесием, балансом, гармонией.) Где оно – Донг Пинг Лу? Там же, по-видимому, где Эльдорадо, Беловодье и Шамбала.

Бывали, между прочим, и более драматичные моменты.

Стою перед окошечком кассы вокзала и, высунув язык от волнения и вытирая холодный пот со лба, срисовываю с путеводителя иероглиф – название города, куда мне нужно. Тот, который я нарисовал заблаговременно, пока стоял в часовой очереди, никакого эффекта на кассиршу не произвел. Страшно, и не на шутку: если я неправильно скопирую хотя бы одну чертову палочку, один чертов изгибчик – то получу билет куда-то туда, откуда, возможно, не вернусь уже никогда; так, наверное, чувствовал себя персонаж Джорджа Клуни в «Гравитации», когда уплывал в открытый космос. Очередь за мной волнуется, но вежливо: первый раз кто-то дотрагивается до моей спины минут через пять. Оборачиваюсь и вижу, что количество людей таково, что если уложить их голова к голове, то можно заполнить расстояние до Луны.