Клудж. Книги. Люди. Путешествия - [2]
Это правда, и если существуют великие города, которые надо увидеть-перед-тем-как-умереть – Венеция, Рио-де-Жанейро, Петербург, Лондон, Стамбул, – то Сана с ее четырнадцатью тысячами красно-коричневых, терракотовых, пряничных, карминных и светло-розовых небоскребов, с горами, замыкающими панораму, с глиняными, на базальтовых фундаментах мечетями, беленые купола которых похожи на планетарии, с минаретами, которые не доминируют в ландшафте, а словно штрихуют пространство между башнями, – обязательно должна быть в этом списке. «Варварская Венеция из пыли и песка, без Сан-Марко и Джудекки, город-форма, красота которого, – Пазолини, как известно, был не только режиссером, но и писателем, – не в хрупких памятниках, а в ирреальных линиях зданий, в божьем замысле, который здесь чувствуется… город, который снится мне и снится». Венеция или Вавилон, Вавилон, каким он выглядел, должно быть, в оригинале, – архитектурная порнография, на которую можно смотреть бесконечно, днем и ночью, когда башни зажигаются изнутри, будто глиняные светильники, и разноцветный свет витражей отражается в золотых рукоятках джамбий у прохожих, – что, впрочем, увидишь не часто, потому как электричество тут отключают без церемоний.
Сана очень красивый город, но очень плохо структурированный, ризоматический, и это – отчасти – играет против него. Здесь нет не то что Джудекки, но даже и классического пешеходного маршрута, как от Сан-Марко до Риальто. В Сане невозможно посоветовать что-либо «найти»: только заблудиться – у рынка медников, у пятничной мечети, у крепостной стены. Я тщательно исследовал район ворот Баб-аль-Йаман на предмет отрубленных у воров кистей и ступней – якобы их до сих пор вывешивают в открытом доступе, но потерпел неудачу, и меня опять вынесло на один из трех рынков ката.
Вот надуйте щеку – одну! – как только можете. Надули? Теперь надуйте еще, прямо из последних сил, чтоб глаза на лоб полезли. Хорошо. Теперь подойдите к зеркалу. А, то-то и оно: вот так к трем часам дня выглядят 99 процентов населения Йемена. За щекой – кат, легкий амфетамин, объединяющий нацию – и структурирующий течение повседневной жизни. Мы с Сулейманом тоже жуем – купили каждый себе по мешочку зеленых листиков. Горькие, немытые, а все равно щиплешь, как козел герань, и ждешь, когда уже наконец. Я уже привык – мы жевали кат в горах Хараз, где мужчины с автоматами танцуют после обеда танец с кинжалами-джамбиями, на побережье, в Худейде, где по рынку расхаживают настоящие сомалийские пираты с крашенными красной хной бородами, где свирепствует малярия и каждая вторая лавка – аптека. В пустыне между Забидом и Байд-аль-Фатихом, по которой бредут – тысячами – выжившие после нелегальной переправы через Баб-эль-Мандебский пролив нищие сомалийцы, в Саудовскую Аравию, за хоть какой-нибудь работой. В Иббе, не тронутом временем городке, где можно снимать Каир, Багдад, Басру, Дамаск – любой из городов 1001 ночи. В Джиббле, где я видел грузовичок «ИКЕА – Йемен», хотя в Йемене нет и не может быть никакой ИКЕА. В бывшей столице Тайзе, где женщины ходят с открытым лицом, мужчины носят сразу два пиджака, один в рукава, второй на манер бурки, и дерутся шлепанцами, а владельцы шиномонтажей оборачивают покрышки цветной блестящей бумагой.
Примерно в двенадцать-час дня в Йемене возникает подобие испанской «мовиды»: в глазах всего населения страны читается озабоченность: где будем покупать? попадется ли хороший пакетик? где будем жевать? Примерно к трем все вопросы решены, и щека обретает нужный размер. Любое мало-мальски пригодное для жевания ката место, включая неприступные скалы, теперь занято – мужчины, женщины, дети сидят на высоте, в прохладце, теребят клейкие листочки и пялятся в пространство. Мир становится четче, прозрачнее, резче, будто запотевшее стекло протерли. Впрочем, постороннему гораздо интереснее не биологический эффект ката, а экономический: как кат управляет целой страной. Чтобы подумать об этом – как йеменцы добились того, что пакетик можно купить в любом месте: в пустыне, в горах, на берегу Красного моря и Аденского залива, в любое время дня и ночи, – не обязательно даже жевать листья, просто попросите отвезти вас на плантацию, узнайте, когда они перестали сажать кофе и перешли на кат, каков средний заработок работника индустрии.
Йемен – идеальное место для «фрикономического туризма». Фрикономика – наука экономистов-любителей, задающих не вопрос «Что делать?», а «Почему это так?». Можно не сомневаться, что в Йемене обнаружится связь между темпами роста пользователей Фейсбука, этажностью зданий, расписанием телепрограмм и смертностью в результате ДТП: все это через кат, разумеется. Почему кат не только убивает страну, но и обеспечивает ей развитие: чтобы возить его, нужны дороги и автомобили, чтобы выращивать – вода, чтобы он распространялся – прирост населения. Таким образом, вы путешествуете по стране, захваченной инопланетянами, – ну, хорошо, не инопланетянами, но существами биологически иной, не гуманоидной формы, – потому что кат, безусловно, контролирует людей, воздействует на них, как магнит на железные опилки: они сами выстраиваются в предсказуемые последовательности.
Ленин был великий велосипедист, философ, путешественник, шутник, спортсмен и криптограф. Кем он не был, так это приятным собеседником, но если Бог там, на небесах, захочет обсудить за шахматами политику и последние новости – с кем еще, кроме Ленина, ему разговаривать?Рассказывать о Ленине – все равно что рассказывать истории «Тысячи и одной ночи». Кроме магии и тайн, во всех этих историях есть логика: железные «если… – то…».Если верим, что Ленин в одиночку устроил в России революцию – то вынуждены верить, что он в одиночку прекратил мировую войну.Если считаем Ленина взломавшим Историю хакером – должны допустить, что История несовершенна и нуждается в созидательном разрушении.Если отказываемся от Ленина потому же, почему некоторых профессоров математики не пускают в казино: они слишком часто выигрывают – то и сами не хотим победить, да еще оказываемся на стороне владельцев казино, а не тех, кто хотел бы превратить их заведения в районные дома пионеров.Снесите все статуи и запретите упоминать его имя – история и география сами снова генерируют «ленина».КТО ТАКОЕ ЛЕНИН? Он – вы.Как написано на надгробии архитектора Кристофера Рена:«Читатель, если ты ищешь памятник – просто оглядись вокруг».
Еще в рукописи эта книга вошла в шорт-лист премии «Большая книга»-2007. «Человек с яйцом» — первая отечественная биография, не уступающая лучшим британским, а Англия — безусловный лидер в текстах подобного жанра, аналогам. Стопроцентное попадание при выборе героя, А. А. Проханова, сквозь биографию которого можно рассмотреть культурную историю страны последних пяти десятилетий, кропотливое и усердное собирание фактов, каждый из которых подан как драгоценность, сбалансированная система собственно библиографического повествования и личных отступлений — все это делает дебют Льва Данилкина в большой форме заметным литературным явлением.
Нулевые закончились. И хотя редко случается, что какие-то радикальные — и просто значимые — перемены в литературе (как и в других областях жизни человека и социума) совпадают с круглыми датами, подвести хотя бы промежуточные итоги необходимо — для того чтобы сориентироваться в пространстве и времени и попробовать угадать главные тенденции, ведущие в будущее. «Новый мир» в течение всего прошедшего десятилетия регулярно отзывался о текущем состоянии литературных дел и по возможности анализировал происходящее.
По какому роману историки будущего смогут восстановить атмосферу 2008 года в России? Почему центральной фигурой в литературе стал Захар Прилепин? Правда ли, что литературные премии достались лучшим писателям за лучшие книги? Как выглядит герой нашего времени по версии литературы-2008? Почему литература не подготовила читателей к «слепому повороту», на который вдруг вылетела Россия осенью 2008-го?На все эти вопросы – а также на самый главный: «Какую бы хорошую книгу почитать?» – отвечает Лев Данилкин, литературный критик, обозреватель журнала «Афиша».
Опросы показывают, что Юрий Гагарин — главный герой отечественной истории XX века. Тем удивительнее, что за многие годы в России так и не было создано адекватного — откровенного, объективного, привязанного к современности — жизнеописания первого космонавта. «Юрий Гагарин» Льва Данилкина — попытка «окончательной», если это возможно, закрывающей все лакуны биографии «красного Икара»; наиболее полная на сегодняшний день хроника жизни — и осмысление, что представляют собой миф о Гагарине и идея «Гагарин».
В книгу известного критика Льва Данилкина (журнал «Афиша») вошли статьи и рецензии, написанные в 2006 г. Автор рассказывает об общих тенденциях, сложившихся в русской литературе за этот период, дает оценку большим и малым литературным событиям и подводит итоги года.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Книга статей, очерков и эссе Валерии Пустовой – литературного критика нового поколения, лауреата премии «Дебют» и «Новой Пушкинской премии», премий литературных журналов «Октябрь» и «Новый мир», а также Горьковской литературной премии, – яркое доказательство того, что современный критик – больше чем критик. Критика сегодня – универсальный ключ, открывающий доступ к актуальному смыслу событий литературы и других искусств, общественной жизни и обыденности.Герои книги – авторитетные писатели старшего поколения и ведущие молодые авторы, блогеры и публицисты, реалисты и фантасты (такие как Юрий Арабов, Алексей Варламов, Алиса Ганиева, Дмитрий Глуховский, Линор Горалик, Александр Григоренко, Евгений Гришковец, Владимир Данихнов, Андрей Иванов, Максим Кантор, Марта Кетро, Сергей Кузнецов, Алексей Макушинский, Владимир Мартынов, Денис Осокин, Мариам Петросян, Антон Понизовский, Захар Прилепин, Анд рей Рубанов, Роман Сенчин, Александр Снегирёв, Людмила Улицкая, Сергей Шаргунов, Ая эН, Леонид Юзефович и др.), новые театральные лидеры (Константин Богомолов, Эдуард Бояков, Дмитрий Волкострелов, Саша Денисова, Юрий Квятковский, Максим Курочкин) и другие персонажи сцены, экрана, книги, Интернета и жизни.О культуре в свете жизни и о жизни в свете культуры – вот принцип новой критики, благодаря которому в книге достигается точность оценок, широта контекста и глубина осмысления.
«Вот жизнь моя. Фейсбучный роман» – легкое, увлекательное мемуарное чтение для тех, кто любит «вспоминательную» прозу классиков и в то же время хочет узнать о закулисных историях из жизни известных писателей и общественных деятелей современности: Пелевина, Кучерской и даже Чубайса!Сергей Иванович Чупринин – известный российский литературный критик, литературовед и публицист, член Союза писателей СССР (1977–1991), главный редактор литературного журнала «Знамя». Ведет страничку в Фейсбуке.