Клуб юных вдов - [53]

– Милое местечко, – говорю я и надеюсь, что столь заниженная оценка спасет меня, если я уставлюсь на что-нибудь с отвисшей челюстью.

Колин ведет меня через кухню – залитую светом, с бронзовой фурнитурой, встроенными разделочными досками и двумя посудомойками – к обитым кожей креслам перед величественным камином.

– Мама читает много книг по дизайну, – говорит Колин, указывая на невысокий столик с глянцевыми журналами и толстыми альбомами в солидных переплетах. – Не эти, – добавляет он. – Эти для красоты.

Я смеюсь и смотрю на книги на столике. Некоторые из них мне знакомы: та, которая о фермах острова, и та, которая о местном художнике-пейзажисте, всеобщем любимце. Это летний дом, думаю я. Место, куда наезжают время от времени.

– Что случилось? – спрашивает Колин, усаживаясь в одно из кресел. Он одет в спортивные шорты, на щеках румянец – похоже, он только что с пробежки. – Ну, я не в том смысле, что должно случиться, но вид у тебя…

– Какой? – усмехаюсь я.

У меня все еще стучит в голове, в глаза словно песку насыпали, а кожа на кончиках пальцев саднит, потому что я сгрызла ногти до мяса, пока шла к Колину. Представляю, какое впечатление я произвожу.

– Встрепанный, – отвечает Колин. – Все в порядке?

Пытаюсь кивнуть, но почему-то это короткое движение вызывает у меня поток слез, и вот я уже горько рыдаю, утираясь бумажными салфетками, которые Колин одну за другой достает из коробки в форме ракушки.

– Извини, – бормочу я. – Да. Все в порядке. Колин смеется и садится рядом со мной на диван.

– Ну и слава богу, – говорит он, вздыхая с преувеличенным облегчением. – А я-то подумал, что ты чем-то расстроена.

– Нет, – улыбаюсь я и рукавом куртки вытираю мокрые щеки. – Все замечательно.

Колин откидывается и кладет руку на спинку позади моей головы. Я тупо смотрю на комок смятых салфеток и делаю несколько глубоких вздохов.

– Они продают дом, – говорю я. – Мой дом. Дом, где я выросла.

Колин кивает.

– Ты только что об этом узнала? Мотаю головой.

– Нет, – отвечаю я. – Знала давно. Но думала, что не буду переживать. Думала, что меня здесь уже не будет, когда все случится. Что уеду с группой или еще как-нибудь. А сейчас… сейчас я не знаю, куда мне деваться, что делать. И вообще… они хотят снести его. – Я чувствую, что глаза снова на мокром месте, и принимаюсь медленно дышать через нос.

– Кто хочет его снести? – удивленно спрашивает Колин.

– Я спряталась в шкаф, когда дом сегодня показывали покупателям, – объясняю я. – Мерзкой паре дачников в начищенных ботинках и брюках с защипами. – Испуганно кошусь на него. – Без обид.

– Я и не принимаю на свой счет. – Он пожимает плечами. – Мне защипы не идут.

Выдавливаю из себя смешок и качаю головой.

– Глупо. Я знаю, что это глупо.

– Это не глупо, – возражает Колин. Чувствую щекотку, и до меня доходит, что он перебирает волосы у меня на затылке. Пряди выбиваются из пучка и падают мне на лицо. Откидываю их назад. Колин убирает руку и чешет свой локоть, будто это и собирался сделать, а моей головы коснулся случайно.

Кашляю и устремляю взгляд на камин. Отделочный камень гладкий и девственно чистый, будто очагом ни разу не пользовались.

– Знаешь, все говорят, что часть тебя умирает?

– Прошу прощения?

– Ну, после… вместе с кем-то…

– А, – говорит он, улыбаясь. – Это один из сотен перлов, которые я слышу ежедневно. Мой любимый – «Всему свое время». Разве можно позаимствовать чужое? Вот было бы здорово. Если получится, позови меня.

– Обязательно.

Я понимаю, что меньше всего ожидала от себя разговоров на эти темы. Это все равно что прыгать через горящий обруч. Однако, похоже, в самом деле помогает.

– Не знаю, – продолжаю я. – В общем, я жалею, что это не так. Я бы очень хотела, чтобы часть меня умерла с Ноем. Но она не умерла. Я все еще здесь. Целиком. И только порчу себе жизнь. Несмотря на свои многочисленные обещания измениться, стать лучше. В конце дня я прихожу к одному и тому же: снова пытаюсь разобраться со всей этой мерзостью. – Я нервно сплетаю пальцы. – Это несправедливо. Как будто меня вынуждают сдать какой-то экзамен. – Я смеюсь. – Это нормально?

Колин наклоняется вперед и кладет руку на мои сцепленные пальцы.

– Нет ничего нормального. – Он на мгновение сжимает мои пальцы и убирает руку. – И это лучшее из того, что с нами случилось.

Я хмурюсь.

– То есть?

– Ты получила пропуск. Тебе как бы дали право делать что хочешь. – Он опять откидывается и кладет голову на спинку. – Ты можешь чувствовать что хочешь и как хочешь. Если не желаешь вылезать из кровати, можешь не вылезать. Если хочешь что-то изменить, можешь менять. Ты можешь быть такой, какой тебе хочется, и не обращать внимания на остальных. Хотя бы временно.

Я задумываюсь. Его взгляд настолько нестандартный, настолько сильно отличается от всего, чему меня учили. До настоящего момента мне казалось, что все – папа, Джулиет, судья и даже Лула Би – ожидают, что, что моя скорбь примет какую-то определенную форму. Что я буду чем-то занимать себя. Двигаться дальше.

– И как долго длится это «временно»? – спрашиваю я.

– Для меня – почти год, – отвечает он. – Сначала я с головой ушел в работу. Но потом понял, что работа не помогает. Радости не прибавилось, в офисе от меня не было никакой пользы. Мне нужно было просто… сбежать от всех. Понимаешь, люди дают тебе кучу советов, но надо помнить о двух вещах: все хотят тебе помочь. И никто не представляет, о чем говорит. Ни твой отец. Ни Банни. Ни я. Ты единственная, кто знает, что ты чувствуешь или чего хочешь. Доверяй своему знанию. И делай то, что подсказывает сердце.