Клуб юных вдов - [26]

– Извини, – произносит она, убирая телефон обратно в кармашек. – Логан. Мой младшенький. Он решил, что сегодня у него нет желания общаться с бабушкой, поэтому я вынуждена принимать массу чрезвычайных мер.

– А сколько их у тебя? – спрашиваю я.

– Чрезвычайных мер? – Она усмехается, и ямочка возвращается на ее щеку. – Как минимум шесть. В день.

– Н-нет, – заикаясь, уточняю я. – Детей.

– Я знаю, – кивает она. – Просто попыталась пошутить. Видимо, потеряла навык. У меня трое детей. Логану пять, Тео восемь, а Кейтлин одиннадцать.

Я мысленно произвожу кое-какие подсчеты.

– Ого, – качаю я головой, продолжая вычитать. – А ты не выглядишь… я в том смысле… – Я понимаю, что не существует безобидного способа напомнить, сколько ей лет, хотя она и так знает свой возраст.

– Мы просто рано начали, – говорит она. – Майк завербовался сразу после школы, поэтому мы поженились перед тем, как его переправили к месту службы. Мои родители были в ужасе.

– Представляю, – говорю я. Перевожу взгляд на тротуар, где в свете, падающем от пивной, что-то таинственно поблескивает. – Знаю об этом не понаслышке.

Едва я произношу эти слова, мне тут же хочется вернуть их обратно. Я, естественно, имела в виду родителей. А вот каково быть замужем за солдатом, я совсем не представляю. Я слышала, что двое ребят с острова отправились в Афганистан, но знакома с ними не была. В конце восьмого класса к нам пришел новый директор, он тогда только что вернулся из Ирака. У него всегда был немного отстраненный взгляд, как будто он постоянно переключался на другую частоту. Но он ничего не рассказывал. Для нас «война» была не столько событием, которое происходит в конкретном месте, сколько состоянием, когда некоторые люди исчезают навсегда.

– У Майка был рак, – говорит Лиза. – Опухоль в позвоночнике. Я чувствую, что об этом надо сказать, потому что в противном случае люди думают, будто он погиб там. А это совсем другое дело…

Я поворачиваюсь и вижу, что она похлопывает по коленям, снова и снова. Хотя это глупо и мелко, но я все же спрашиваю себя, а не разочарована ли она. Что, было бы лучше, если бы он погиб «там»? Или было бы хуже?

Я часто о таком думаю. Задаюсь вопросом, было бы лучше или хуже, если бы Ной болел. Очень многие – пришедшие на похороны, подруги Молли, навещавшие ее каждый день, даже учителя в школе – считают, что внезапность была своего рода подарком. «Он хотя бы не мучился», – повторяли они все с одинаково просветленными, полными надежды лицами. Сдвигали брови, поджимали губы и после короткого вздоха понимающе качали головой.

Часть меня понимает, что они правы. В глубине души я знаю: это превратилось бы в пытку – наблюдать, как Ной проходит через что-то страшное. Но другая часть меня хочет надавать всем этим людям по башке или хотя бы спросить у них, представляют ли они, на что похожа теперь наша жизнь. Жизнь Митча, Молли, моя и жизнь всех, кто предполагал, что он будет с нами еще шесть или семь десятилетий.

То, что мы не знали о приближении смерти, не делает ее менее ужасной. Или более справедливой.

– А вот и они. – Лиза встает и вешает сумку на плечо.

Я прослеживаю за ее взглядом и вижу, как у входа в спортзал Банни в неоновой ветровке и хлопающих на ветру штанах-парашютах приветствует группу женщин в брючках капри различной длины. Она открывает багажник своего игрушечного «Омни», достает огромную затягивающуюся сумку-мешок, ставит ее на землю и с преувеличенным радушием обнимает каждую женщину.

Позади них, вдали, я вижу бредущую по тротуару фигуру и, еще не различая черт лица, понимаю, что это Колин. На нем баскетбольные шорты до колена и серая толстовка с капюшоном и темно-бордовой надписью Harvard Law[5] на груди. На голове – полосатая вязаная шапочка с помпоном. Каким-то образом он ухитряется выглядеть одновременно и молодым, и старым, и когда наши взгляды встречаются, я замечаю в его глазах рассеянную грусть. Пока я решаю, выдержать его взгляд или отвести глаза в сторону, Банни бросает ему свою необъятную сумку. Он автоматически ловит ее.

В крошечном вестибюле у одной стены стоит стол, а на другой развешаны пожелтевшие плакаты с анатомическим строением человека. Колин со стуком опускает сумку на пол, а Банни заглядывает за угол.

– Энтони! – зовет она. – Ау! Мы здесь!

Лиза многозначительно смотрит на меня, Колин откашливается. Карен, школьная библиотекарша, изучает скелет на стене и плотнее запахивает шерстяное пальто вокруг широких бедер. Неожиданно в дверях появляется коренастый темноволосый мужчина в обрезанной футболке и трениках.

– Вот ты где! – восклицает Банни, заключая его в объятия прежде, чем тот успевает увернуться. Он обеими руками неловко похлопывает ее по спине, при этом блестящая ткань ее синтетической куртки шуршит.

– Привет всем, – говорит мужчина. – Добро пожаловать в «Остров фитнеса». Банни и раньше приводила сюда группы, и мы всегда отлично проводили время.

Банни сияет, остальные неуверенно переглядываются. «Отлично проводили время»? И чем занимались? Я таращусь на штаны Банни: они в морском стиле, повсюду алые и пурпурные штурвалы и якоря.

– Принесла инвентарь? – задает Энтони загадочный вопрос.