Клуб «Везувий» - [3]

— Как там малышка Ида? — спросил я, нахлобучивая убор.

— Оч хырышо, спысиб, что спырсили, сыр. Ныдейсь, скор вас ывижу, сыр, — хрюкнула Далила.

— Без сомнения, — ответил я. — Пока-пока.

Я переступил порог этой мерзкой норы и оказался в духоте вечера. Решив, что заслуживаю небольшого поощрения, я подозвал экипаж.

— «Гранатовые комнаты», — сказал я кучеру. Пока что работа закончена. Пришло время отдыха.

Через двадцать минут меня высадили невдалеке от названного мною увеселительного заведения, и я двинулся к его фасаду, напоминающему разложившийся свадебный торт. Дверь мне приоткрыла какая-то грязнуля и позволила мельком осмотреть ее формы. Небрежно упакованная в пестрый восточный халат, она походила на измученную оспой дочь султана — одновременно чаровница и сухофрукт.

Я проскользнул в закопченный проем.

— Непотребствует ли тут какое-нибудь отребье, дорогуша? — спросил я.

— Сколько угодно, — пробулькала она, забирая у меня цилиндр и накидку, как это свойственно тем, кто стоит у дверей.

— Великолепно!

«Гранатовые комнаты» — это маленькое, душное помещение, освещаемое тусклыми газовыми рожками, окрашенными в табачный колер, от чего все вокруг приобретает цвет горькой сердцевины поименованного фрукта. Расшатанные деревянные столы замусоривают кармазинные ковры; пролитое шампанское собирается в пузырящиеся лужицы во всяком темном углу. За каждым столом сидело куда больше клиентов, чем столу полезно; большинство — потеющие мужчины в вечерних костюмах или том, что от них осталось, белые жилеты висят на спинках стульев; женщины — а их немало — одеты куда менее респектабельно, некоторые едва ли одеты вообще. Все это было весьма отталкивающе и потому очень мне нравилось.

Подобные заведения появляются на обрюзгшем теле столицы с неотвратимостью триппера, но «Гранатовые комнаты» — случай особый. Похмелье горячечных снов, которыми были Беспутные Девяностые: однажды я заметил в этих душных прокуренных стенах нашего нынешнего монарха, которого «обслуживала» некая французская аристократка сомнительных добродетелей.

Я сел в кресло за единственным свободным столиком и заказал выпивку. Толстая проститутка, сидящая неподалеку, накрашенная как инженю, которую гримировал неопытный гробовщик, начала строить мне глазки. Я изучал свои ногти, пока она не потеряла ко мне интерес. Не выношу полных женщин, а для шлюхи тучность вообще приравнивается к профессионализму. И подруги ее были ничем не лучше.

Я что-то съел, чтобы перебить вкус шампанского, и закурил сигарету, чтобы перебить вкус еды. Я пытался по возможности скрыть тот факт, что пришел в одиночестве. Обедать в одиночку невыносимо. Смердит отчаянием.

С максимумом безразличия, которое я только мог изобразить, я изучал игру света в бокале с шампанским, исподтишка оглядывая публику в надежде обнаружить хоть что-нибудь радующее глаз.

А потом без лишней ажитации в кресло напротив опустилась молодая женщина. В белом атласном платье, с жемчугами на шее и великолепными светлыми волосами, убранными в высокую прическу, она была похожа на одну из тех слегка удлиненных женщин, которых рисовал Сарджент.[2] Я почувствовал, как у меня внизу живота что-то напряглось — это могло оказаться началом несварения, но, скорее всего, было связано с тем, что ее простодушные глаза неотрывно меня изучали.

Я вопросительно поднял брови и бутылку с шампанским. Вы здесь совершенно не к месту, дорогая моя, — сказал я, наполняя ее бокал. — Должен сказать, в «Гранатовых комнатах» таких, как вы, встретишь нечасто.

Она слегка наклонила голову.

— Есть покурить?

Я несколько ошарашенно кивнул и вытащил портсигар. Он у меня плоский, отполированный до блеска и украшен моими инициалами, выгравированными готическим шрифтом, хотя ему никогда не доводилось спасать мою жизнь, приняв на себя пулю. Для этого существуют слуги.

— Армянские или грузинские? — спросил я.

Она взяла длинную черную сигарету — одну из тех, которые лежат в правой части портсигара, — и зажгла спичку о каблук своей элегантной туфельки, прикурив одним быстрым движением.

Ее развязное поведение пришлось мне по душе.

— Боже ж мой, умирала, как курить хотела, — сказало прекрасное видение, поглощая дым глубокими затяжками. — Не возражаете, я возьму одну на потом?

Я махнул рукой:

— Угощайтесь.

Она загребла дюжину сигарет или около того и засунула их за корсет.

— Вы полны сюрпризов, — заметил я.

— Ну да, так и что же? — Она рассмеялась и хрипло закашлялась. — Вы тут один?

Мое представление ее не обмануло. Я налил себе еще шампанского.

— Увы.

Она игриво — иначе не скажешь — оглядела меня сверху донизу.

— Очень жаль. Вы красавчик.

Этого я отрицать не мог.

— Мне нравятся высокие господа, — продолжила она. — Вы иностранец?

Я провел рукой по своим длинным темным волосам.

— Своей комплекцией я обязан по большей части матушке — она наполовину француженка, наполовину славянка — и немного отцу, он британец. А талия — мое личное достижение.

— Хм. Они, должно быть, гордились таким хорошеньким ребенком.

— Одна баронесса как-то сказала мне, что о мои скулы вполне можно порезать запястья.

— Много девушек ради вас умерло, нет?