Клуб удивительных промыслов (рассказы) - [37]

– Когда я выйду?

– Что бы это значило? – спросил я.

Руперт не ответил, но поднял трость и, словно шпагой, проткнул стекло. Получилась, как ни странно, очень аккуратная, маленькая дырка; и тут же из нее хлынул жалобный голос, молящий о свободе.

– Вы не можете выйти, мадам? – спросил я, наклоняясь к дыре в немалом смущении.

– Выйти? Конечно не могу, – горестно отвечала незнакомка. – Они не отпускают. Я им говорила. Я просила – не пускают! Никто не знает обо мне, никто сюда не приходит. Они могут держать меня здесь, пока…

Воспламененный мрачной тайной, я занес палку, чтобы совсем разбить стекло, но Руперт почему-то схватил меня за руку со странной и сдержанной суровостью, словно хотел меня удержать, но так, чтобы никто не видел. Я замешкался, чуть-чуть обернулся – и застыл, как Руперт, ибо увидел, что у парадного входа стоит неподвижный, словно колонна, человек и смотрит из-за колонны во дворик. Лица мы увидеть не могли, но почему-то понимали, что смотрит он на нас. Надо сказать, я восхитился хладнокровием Руперта. Небрежно позвонив в звонок черного хода, он продолжал беседу со мной, которая и не начиналась. Темная фигура у парадного входа не двинулась, и я уж подумал, что это на самом деле статуя, но тут темно-серый воздух стал золотистым, дверь черного хода открылась, и мы увидели нарядную служанку.

– Простите, пожалуйста, – сказал Руперт, ухитряясь говорить и вежливо, и простовато, – не поможете ли бедным, убогим…

– Нет, – отвечала горничная с неповторимой жесткостью служанки, живущей у злых людей, и захлопнула дверь ему в лицо.

– Ах ты Господи, какая черствость! – серьезно посетовал Руперт, отходя от двери. В эту самую минуту человек у колонн исчез.

– Ну, что вы на это скажете? – хлопнув перчатками, спросил мой друг, когда мы вышли на улицу.

Признаюсь, я ответил, что ничего не понимаю. Только одно пришло мне в голову, и я сказал не без робости:

– Может, лучше обратимся к Бэзилу?

– Что ж, если хотите! – великодушно согласился Руперт. – Он сейчас как раз близко, мы условились встретиться на вокзале. Возьмем кеб? Да, наверное, все это его позабавит.

Вокзал на Глостер-роуд был по случайности пустым, и мы почти сразу увидели Гранта у билетной кассы. Сперва я подумал, что он покупает билет, но он все стоял и стоял, закрывая собой окошко. На самом деле он вступил в решительный спор с кассиром и от волнения сунул голову в самую кассу.

Когда мы его оттащили, он какое-то время мог говорить только о том, как распространяется в наше время восточный фатализм, прекрасно представленный простодушными, но тлетворными высказываниями кассира.

Наконец мы ему все втолковали. Если он слушал, он слушал внимательно, как и сейчас, когда шел с нами по освещенной улице, и мы дуэтом, с обеих сторон, рассказывали о таинственном доме, о молочнике, об узнице и о человеке у колонн. Наконец Бэзил сказал:

– Хотите туда вернуться – будьте осторожней. Лучше бы вам не ходить. Идти под тем же предлогом – плохо, под другим – еще хуже. Не сомневайтесь, тот человек смотрел на вас пристально. Как говорится, он запечатлел вас в своем сердце. Если вам хотелось бы справиться с этим без полиции, сделаем так: вы подождете, а я войду.

Шел он неспешно, раздумчиво, но мы в конце концов пришли и увидели таинственный дом. Величавый, густо-фиолетовый в последнем бледном сиянии предвечернего неба, он казался замком великана. Видимо, он им и был.

– Не опасно ли, – сказал Руперт, остановившись под фонарем, отчего стало видно, как он бледен, – не опасно ли тебе идти одному? Конечно, мы услышим, если ты закричишь, но эти бесы могут сделать что-нибудь… странное. Я за тебя боюсь.

– Все на свете опасно, пока мы живы, – отвечал Бэзил, поднялся по ступенькам и позвонил.

Тяжелая, почтенная дверь на мгновение открылась, вырезав квадрат света в сгущающейся тьме, и захлопнулась, погребая нашего друга. Мы поневоле вздрогнули, словно его проглотил, а потом сомкнул челюсти зловещий левиафан. Подул холодный ветер, мы подняли воротники, но за двадцать минут все равно замерзли, как льдины, скорее, от волнения. Внезапно Руперт рванулся к дому.

– Не могу больше! – начал он, и тут же мы отскочили в темноту, ибо на черной стене снова появился золотой прямоугольник, а в нем – Бэзил. Друг наш заливался смехом и говорил громко, на всю улицу. Изнутри ему вторил смех и еще два голоса.

– Нет, нет, нет! – воинственно и весело орал Бэзил. – Ничего подобного! Вот это уж полная ересь! Душа, мой дорогой, душа выше космических сил! Не нравится космическая сила? Да плюньте вы на нее! Ну, мне пора.

– Заходите опять! – донесся из дома какой-то смеющийся голос. – Мы с вами еще не додрались!

– Спасибо, зайду! – проорал Бэзил уже с улицы. – Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, – раздалось из-за двери, и она закрылась.

– Бэзил, – хрипло прошептал его брат, – что нам делать?

– Что делать, Бэзил? – повторил я, не совладав с волнением.

– Ну, как вам сказать… – отвечал он, вдумчиво оглядев нас. – Может быть, пойдем пообедаем, а там – в театр? Я их тоже звал, они отказались.

Мы уставились на него.

– В театр? – переспросил Руперт. – Зачем?