Клуб лжецов. Только обман поможет понять правду - [48]

На кухне мать держала кисти рук под открытым краном. На ее щеке было что-то красное, словно кто-то намазал краску кисточкой.

– Дать тебе аспирина? – спросила она, но я отказалась. На улице громко скулил Ниппер. Мать кинула в рот горсть детского аспирина и, наклонившись над краном, запила его водой. Потом она сняла стоявший на холодильнике немецкий шоколадный торт.

– Можем съесть его на ужин, – предложила она.

Сзади ко мне подошла Лиша, и я почувствовала ее тепло. Я сказала матери, что она может вернуть черное платье в магазин.

– Нет, не могу, – ответила мне она и принялась вставлять свечки в торт. В кухне пахло лазаньей и кокосом, который мать натерла на торт. – Забудь про это платье, Христа ради, – добавила она.

Я вышла на веранду. Сквозь щели в заборе было видно, что Микки все еще сидел в грязи, словно ландшафтное украшение. Понятное дело, что он все слышал и вскоре расскажет всем соседям, что мама назвала отца сукиным сыном. Я мысленно послала его ко всем чертям и осторожно обошла разбитое стекло, перемешанное с лазаньей.

В темноте гаража виднелся огонек папиной сигареты. Через несколько секунд мои глаза привыкли к темноте, и я увидела белое пятно отцовской майки и бутылку, которую он периодически поднимал ко рту.

– Папа? – спросила я.

– Иди в дом, – ответил он. Отец затянулся, и огонек сигареты стал ярче. – Впрочем, не имеет значения, уйдешь ты в дом или нет, – через минуту добавил: – Прости меня.

– Конечно, – ответила я. В темноте на улице запели цикады. Потом мне показалось, что я услышала крик ночной мыши. – Это летучая мышь? – спросила я.

– Иди в дом, – ответил отец и потом, подумав, добавил: – Иди в дом и спроси мать, не хочет ли она съездить в Бридж-Сити и съесть барбекю из крабов.

Когда я вошла на кухню, разбитое блюдо с лазаньей уже лежало в мусорном ведре, стоявшем около раковины, а мать зажигала последнюю свечку на торте. Пламя свечей колыхалось в потоках воздуха от движения вентилятора на потолке. Лиша сидела рядом с матерью с выражением лица, похожего на лопату.

– Давай, – сказала Лиша, – загадывай желание, какашка ты мелкая.

Я закрыла глаза и пожелала себе жить в совершенно другой семье, в совершенно другом городе. Я набрала воздух в легкие и задула свечи. В доме стало темно.

Я не помню, как мы переехали Орандж-Бридж и доехали до Бридж-Сити. Я также не помню, как мы ели барбекю из крабов, и очень жаль, потому что я ужасно люблю это блюдо за запах жидкого дыма и сладкое послевкусие. Я не помню, сколько мама выпила в кафе около болота, в которое после ужина можно было выбросить то, что не доели, аллигаторам.

Я помню, как мы подъезжали к Орандж-Бридж по пути домой. С моего места на заднем сиденье я видела отцовский профиль с орлиным носом и волевой челюстью. Свет фар идущих навстречу автомобилей освещает его лицо, а потом перемещается на мое. Я хочу увидеть лицо матери и понять, в каком она настроении после алкоголя. Но я вижу только ее затылок и завитки коротких каштановых волос.

Мы снова едем вверх по мосту, и под нами стучат его перегородки. Капот машины поднимается, а низ опускается, как круп лошади, когда она пугается неожиданно появившегося на дороге животного. Все очень похоже на тот день, когда мы убегали от урагана. Машина рассекает темноту, словно море. Мне даже кажется, что за машиной тянется длинный темный шлейф. Я чувствую, словно в салоне начинает пахнуть запахом бабушкиной комнаты и ее духами. Я ни разу не вспомнила этот запах с тех пор, как она умерла. Лиша открывает окно, чтобы избавиться от неприятного запаха. Ветер треплет ее волосы, выложенные «французской ракушкой». Ветер становится таким сильным, что мне кажется, что он меня выдует из машины и бросит в воду под мостом. От ветра, запаха и звука стука шин о спайки моста мне начинает казаться, что я стала совсем маленькой.

Я набираюсь храбрости и смотрю вниз на воду под мостом. От высоты у меня все в животе сжимается. Железные перегородки ограждения так и мелькают. Вдалеке я вижу два горящих факела на нефтеперерабатывающих заводах. От заводов исходит сказочное сияние, окрашивающее низ неба, этот химически-зеленый цвет плесени ползет вверх по небу, словно мокрое пятно на бумажных обоях. За рекой протянулись болота. Под мостом медленно плывет огромная баржа.

Мама начинает кричать, что лучше бы она умерла, чем вышла замуж за отца. Она жалеет о том, что ее не сразила молния на этом мосту до того, как она успела переехать в это проклятое болото. Личфилд – это жопа мира, а отец просто никто. Я ищу ладонь Лиши, но она сжала ее в кулак. Я осторожно кладу ее кулак на место, как ставят стакан с водой, которую не хотят разлить.

Потом я вижу, как мать поднимает свои белые руки, и кажется, будто они подсвечены изнутри. Она тянет руки к рулю и хватает его. Машину сносит на тротуар. Мать хочет сбросить нас в реку, в чем на этот раз нет никакого сомнения. Я плотно зажмуриваю глаза, и Лиша наваливается на меня сверху. Перед тем как мы падаем, я замечаю, как отец с матерью дерутся за то, кто будет управлять автомобилем.

Потом я слышу звук удара, похожий на звук сломанной ветки, и машина выравнивается. Я практически чувствую, как колеса автомобиля снова едут между желтыми линиями. Зеркало заднего вида во время драки сдвинулось, поэтому когда мы с Лишей поднимаем головы, видим в нем собственные испуганные отражения. Мы похожи на двух существ, вылезших из самых глубин моря.