Клуб любителей фантастики, 2011 - [15]

В деревне, по рассказам доктора, был свой колдун и жертвенное место, куда туземцы время от времени приносили чашку маисовой кашицы или высушенную лапку какого-нибудь лесного зверька. Жертвенник представлял собой грубо обработанный камень с отверстием в центре, похожий на старинный мельничный жёрнов. Во время обряда инициации юноша должен был сунуть в это отверстие указательный палец, и при этом, что бы ни случилось, в его лице не должен был дрогнуть ни один мускул. В противном случае, считалось, что юноша не прошёл испытания, и его жестоко высмеивали. Доктор долго не мог понять, что же такого особенного в этом обряде, пока однажды, воспользовавшись отсутствием колдуна (старика мучил запор, и он подолгу застревал в кустах), лично не исследовал «жёрнов», в отверстии которого и обнаружил острый шип незнакомого растения.

В бредовых видениях Юрия Петровича эти россказни доктора отразились самым фантастическим образом. Ему казалось, что он где-то глубоко в джунглях не то стоит, не то сидит на корточках в мертвенно душном и мрачном месте, куда не попадает ни один солнечный луч; вокруг него вьются толстые лианы, и эти лианы покрыты острыми чёрными шипами. Лианы шевелятся, как живые, хотя в джунглях ни ветерка, и вдруг он понимает, что эти лианы — его руки, а сам он — старое, приземистое, корявое, расцвеченное лишайниками дерево, растущее с незапамятных времён в болотистой почве. Во время следующего видения ему открылось, что дерево это обладает зачатками разума и очень сильным чувством самосохранения. В удушливом тропическом мраке терпеливо поджидает оно птиц и зверей, чтобы уколоть их своими ядовитыми шипами и подчинить своей воле. После сезона дождей на лианах распускаются восхитительные цветы — крапчатые, ярко-красные с ярко-жёлтыми языками, — и с таким же восхитительным запахом тухлого мяса, привлекающим мелких зверьков… Потом лианы сохнут, съёживаются, приобретая коричневый оттенок, шипы отваливаются от них, цепляются за шкурки зверьков, и те разносят их по джунглям…

Но не это занимает неторопливые мысли древнего дерева последние сто лет. Коварные двуногие существа подбираются к нему всё ближе, мечтая уничтожить его. Они вырубают и сжигают джунгли, чтобы сеять на их месте свои чахлые посевы. Люди — вот главная опасность. Вот кого нужно подчинить своей воле! И многое для этого уже сделано. Эти глупые чёрные коротышки… Они считают мой ядовитый шип священным! Пусть считают!.. Гораздо опасней белые, называющие себя европейцами. Их сознание не замутнено бреднями колдунов, их сложней подчинить своей воле. Но и они мало-помалу поддаются моему влиянию. Хуже всего, однако, что яд, содержащийся в моих шипах, не только подавляет волю людей, но и позволяет им заглянуть в мой внутренний мир, прочитать мои мысли. А это опасно, смертельно опасно!..

Вот что видел в бреду Юрий Петрович. И всплыло в его памяти это странное туземное слово — Мгембе. «Мгембе, — повторил он вслух, словно бы пробуя это слово на вкус. — Я — Мгембе. Я был Мгембе, пока лежал в бреду. Ночью я спускался вниз… в гараж! Да, да, я спускался в гараж за шипом! Теперь я точно знаю, что собирался делать с ним. На днях ко мне должен зайти в гости мой приятель — туземный король-людоед. Он любит посидеть в кресле-качалке на веранде, и я собирался подложить ему этот ядовитый шип. Господи, я заболел странной болезнью туземцев и уже никогда не выздоровею. Ужасный лесной дух Мгембе поработит меня, как поработил туземцев».

Он снова попытался отыскать шип, сначала в гараже, а потом расширил зону поиска до всего особняка. Куда там! Шип как сквозь землю провалился.

Нужно рассказать обо всём доктору! Скорей бы уж он приехал. Если бы всего месяц назад кто-нибудь сказал Юрию Петровичу, что он может с таким нетерпением ждать доктора Краснова, он рассмеялся бы. И правда, доктор был совершенно несносный человек. Мало того что он считал всех вокруг бездельниками и бездарями, так он ещё говорил об этом вам прямо в глаза при каждом удобном случае. И при этом не стеснялся выпивать ваш коньяк, пользоваться вашим душем и занимать на ночь ваш диван. Но он хотя бы был живой человек, и с ним можно было поговорить…

Доктор появился через неделю или две. Послышался шорох шин под окном, и к воротам подъехал открытый джип. За рулём, в шортах и рубашке с короткими рукавами, сидел доктор. На голове у него была соломенная шляпа, из-под которой поблёскивали золотые ободки очков. Он нетерпеливо посигналил, вызывая швейцара, давным-давно сбежавшего или, может быть, умершего. Умер или сбежал, Юрий Петрович не мог вспомнить. А возможно, его никогда и не было… Под непрерывный трезвон электрического звонка он торопливо спустился по лестнице в холл, отпер стеклянную входную дверь и выбежал на дорожку. Контрольный пункт в особняке бездействовал, и приходилось отпирать ворота обычным ключом. Пока Юрий Петрович возился с заклинившим замком, сидевший за рулём доктор молча разглядывал его ноги в дырявых носках. Его серые, с льдинкой, глаза сердито и насмешливо поблёскивали сквозь стёкла очков. Нос у доктора облупился на солнце и был заклеен кусочком пластыря. Вторым кусочком пластыря был обмотан кончик указательного пальца на правой руке доктора, которой он сжимал руль. Юрий Петрович развёл створы ворот в стороны, и джип вкатил на территорию посольства. В холле между доктором и послом произошёл следующий разговор.