Клуб любителей фантастики, 2005 - [72]

ПРАКТИКА

ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ

Чертежник Никита Горкин влюбился в Неличку Пак из машбюро. Пригласил ее в кино, в кафе сводил, прощупал, так сказать, почву, да и решил сделать ей предложение — и возраст уже самый тот, и девушка хороша собою. Назначил Неличке свидание в 12:00 у памятника Багратиону. Всю ночь не слал, волновался, подыскивал слова. Утром загодя вышел из дому, сел на метро, но по дороге произошло непредвиденное: только въехали в тоннель, как Никиту похитили инопланетяне.

Инопланетяне, надо отдать им должное, оказались существа невредные, по-своему даже гуманные. Предложили Никите небольшое путешествие.

— Прошвырнемся, — говорят, — господин Горкин, в наши мега-пенаты, по дороге поболтаем; надо нам кое-какую информацию собрать. Мы, — говорит, — некоторые вещи про вас. землян, понять никак не можем.

Никита был человек передовой, к наукам прилежный, но уж больно в неподходящий момент его инопланетяне захватили — Неличка-то ждет, а времени уже совсем мало осталось; хорошо еще хоть вышел с запасом!

— Нет, — говорит Никита, — извините, гуманоиды, но не могу я, некогда, спешу очень. 8 другой раз как-нибудь.

А сам дергается, как на иголках, и смотрит на часы. Инопланетяне говорят:

— Да не глядите вы на часы, молодой человек, они стоят у вас. Мы вас обязуемся вернуть в то самое время и в то самое место, откуда вас извлекли. Так что на земле вашего отсутствия никто не заметит. Здесь три недели с нами проведете, а там — три секунды пройдет. Относительность, однако.

— Нет, — кричит Никита, — я три недели не выдержу! Три недели — это вечность!

И бьется кулаками в иллюминаторы — все о Неличке Пак думает.

Инопланетяне, едва услышали слово «вечность», переглянулись, свистнули по-своему и отпустили Никиту Горкина обратно в метро. Даже сувенира ему никакого не подарили.

В итоге Никита успел на свидание, более того, вспомнил все нужные слова, расписался с Неличкой, и стали они жить-поживать и детей, как говориться, наживать. А инопланетяне в еще большем удивлении остались после встречи с землянином: такой формулы относительности они никогда раньше не слышали. Не могли они разгадать смысл земных слов и долго еще ломали свои квадратные головы над воплем Никиты Горкина: «Три недели — это вечность!»

Пока не разберутся, что к чему, на новую встречу с землянами не вылетят.

Наталья Макеева СТРАННЫЕ ЛЮДИ

Сторож Проктор Брудовский боялся Странных людей.

Он никогда их не видел, никогда даже не слышал об их злодеяниях. Жизнь его была тиха и размерена, словно мутный ручей, она текла так неторопливо, что в минуты тяжкого похмелья Проктор спрашивал сам себя: «Да разве ж это жизнь?» И только страх, иррациональный страх, который невозможно понять и изжить, говорил ему: «Ты жив, еще как жив, но это поправимо!» Сидя в своей крошечной будке, он изо дня в день вглядывался в лица прохожих в поисках того самого Странного человека.

«Главное, быть начеку! Главное, не пропустить! Ведь как оно бывает: расслабишься — а он, подлец, тут как тут. Хвать тебя, тепленького, и обухом по голове! Вот на той неделе голову в водохранилище нашли. В сумке она лежала, как качан капусты. Не к добру это, эх не к добру… Доберутся и до меня, старика. Ведь молодежь что — ей не до этого, ей бы все ногами дрыгать. Совсем распустились! А Странные люди здесь, да, я знаю, тут они — только и ждут, когда напасть. Но я-то начеку, потом спасибо скажете. А кому спасибо? Прошке спасибо, Прошке-дураку! Смейтесь, смейтесь, пока кровавые слезы не полились из глаз бестыжих!» Так размышлял старый сторож, спрятавшись за грязной занавеской. Иногда ему казалось, что вот он — враг, но в последний момент чутье подсказывало ему, что Странный человек пока таится, ворочается в своей тайной берлоге, вынашивая во сне зловещие и непостижимые замыслы. В этом была суть Странного человека — он был непостижим. Его мысли были тайной за семью печатями, его поступки — абсурдным бредом. Его суть — кошмаром, недоступным для понимания и враждебным.

По ночам сторож Брудовский метался в постели, падал на пол, кричал, просыпался в холодном поту. Во сне его пре следовали лица — бледные лица, на которых чернели хитро-зловредные щелочки глаз. Лица летали вокруг него и говорили, говорили… Бормотали непонятные слова, опутывали заклинаниями, а потом принимались душить Проктора невидимыми щупальцами. Он просыпался, выпивал из горла пару глотков водовки, и, обливаясь потом, бормотал до утра: «Не-ет, не возьмете., не возьмете…» И когда немного светлело, бежал на работу — к заветному окошку, мимо которого сновали толпы людей, мимо которого в любой момент мог пройти Странный человек. Сжимая старенькое ружье, Проктор готовил себя к последнему бою, неизбежному и ужасному.

Дни сменяли друг друга, окошко то покрывалось крупными каплями дождя, то изморозью и снегом, то тополиный пух вдруг прилипал и мешал обозревать простор. Проктор уже начинал думать, что пропустил злыдня, и теперь Странный человек сам наблюдает за ним, идет по пятам, слушает его ночные крики, расставив по дому маленькие приборчики. Проктор верил, что враг должен был пройти мимо его окошка, даже взглянуть ему в глаза…