Клуб любителей фантастики, 1961–1962 - [48]

Махаон вздрогнул, пополз вверх по антенне и вдруг взвился в воздух — крылья его судорожно забились о стенки стеклянного колпака. Больше я не видел махаона — колпак начал излучать целый фонтан цветного света. Цвета напоминали мне окраску самого махаона, но были значительно ярче, свежее и переливчатее.

Одновременно с цветовым фонтаном на меня обрушилась лавина звуков. Звуки представляли собой какофонию, в которой, однако, иногда прорывался какой-то строго определенный, непрерывный, слабопульсирующий ритм, напоминающий ритм токкаты… В ноздри ударил одуряющий запах совершенно непонятного происхождения, язык ощущал горьковатый привкус. Я невольно поднялся с кресла навстречу этой струе цвета, звука и запаха.

— Вы видите? — услышал я голос Шиманского. Его почти не было слышно, и я с трудом различал лишь отдельные слова. — Махаон… токката… как у Гершвина… сиреневая токката… Какие сочетания! Вы чувствуете?

По-видимому, махаон успокоился и снова уселся на антенный стержень под колпаком, ибо бешеный ритм цвета* звука и запаха неожиданно замер и постепенно перешел в слабое сиреневое мерцание и тонкую, щемящую ноту «ля» в сопровождении легкого запаха маттиолы. Щелкнул переключатель — и все исчезло.

Я судорожно собирался с мыслями, возбужденный только что происшедшим.

Шиманский с победоносным видом сидел на тахте.

— Ну как? Вам понравилась цвето-звуко-запаховая токката, исполненная махаоном? Я трансформировал порхание бабочки в то, что вы только что ощущали.

Наконец я собрался с мыслями.

— Это действительно оригинально… Но ведь вместо махаона под колпак можно посадить…

— Вот именно! — перебил меня Шиманский. — Вот именно! Вместо махаона можно посадить под колпак кошку, муравья, даже крокодила, и результат этого эксперимента будет не менее интересным. Вот вы видите этот аквариум, — Шиманский небрежным жестом указал на огромный аквариум у окна, — он также соединен с аппаратом. Или ветка сирени, которая заглядывает к нам в окно… Или… или мы с вами да и вся комната в целом… Хотите?

Возбужденные глаза Шиманского сосредоточенно смотрели на меня.

— Хотите?

Я вздрогнул. Мне показалось, что Шиманский безумен.

— Хотите?

Я перевел взгляд на черную коробку управления, на тонкие, белые пальцы Шиманского.

На секунду я растерялся, но, взяв себя в руки, резко поднялся с кресла. В руках Шиманского сухо защелкал переключатель — раз, два, три, четыре…

Я сделал шаг к тахте и в тот же момент был буквально отброшен в сторону шквалом ярко-красного цвета, душераздирающего визга и одуряющего запаха. Я судорожно схватился за спинку кресла, и новый шквал цвета, звука и запаха опрокинулся на меня откуда-то сверху. Я понял, что Шиманский подключил к своему адскому аппарату всю комнату, и каждое мое движение, каждое движение в этой комнате вообще тотчас же превращается в поток цвета, звука и запаха.

Тем не менее я твердо решил добраться до тахты, на которой сидел Шиманский.

Я не видел ничего, кроме бушующего моря цвета, такого яркого и резкого, что мои глаза наполнялись слезами. Уши отказывались воспринимать дикую какофонию, изливавшуюся из стен, потолка, даже изнутри меня самого… Какие-то непонятные запахи до дурноты кружили голову. Я чувствовал, что я тону, тону в этом бешеном потоке цвета, звука и запаха. Я барахтался, как утопающий. Я старался сохранить равновесие. Но мои движения вызывали новую волну, еще более высокую и сильную, чем предыдущие.

Я не могу описать то, что чувствовал. Я не мог сориентироваться, потерял почву из-под ног, потерял ориентацию в пространстве. Извивающийся, как змея, гнусаво ноющий звук ярко-малинового цвета с отталкивающим запахом прямо физически тянул меня вверх. Я поднялся на носки, взлетел в воздух, но в этот момент буро-зеленый визг слева сбил меня с ног струей едкого запаха.

Меня распирал изнутри какой-то непонятный цвет… или звук… даже, кажется, запах… Я захлебывался в кроваво-красных объятиях тяжелых ударов барабана… Я задыхался от ядовито-желтого, свистящего запаха уксусной эссенции… Я невольно открыл рот, и из него с трудом прорвался через бушующую стихию отчаянный крик бледно-лилового цвета о помощи…

Наконец мне удалось приблизиться к Шиманскому. Я не видел тахты, не видел стен, не видел тела Шиманского. Передо мною прямо в ярко-зеленом запаха дешевого одеколона висело бледное лицо Шиманского. На меня лихорадочно смотрели два безумных фиолетовых глаза. «Хотите?! — стучали в голове противные, зеленые слова. — Хотите?! У меня вся комната… вся… Вся подключена в эту… Понимаете? Все здесь… Все… Хотите? Да?»

Неожиданно ослепительный лязг черного цвета перекрыл весь этот кошмар, и, как по мановению волшебной палочки, все исчезло. Только в ноздрях остался отталкивающий залах. Я, пошатываясь, подошел к креслу и судорожно вцепился в его спинку.

— Хватит! Довольно! Надоела эта чертовщина! — услышал я за спиной голос и обернулся. Передо мной стоял Михаил. Волосы его были всклокочены, маленькие глазки зловеще бегали под нависшими бровями. В моих ушах все еще что-то пищало, рычало и завывало, В глазах плавали разноцветные круги и вспыхивали до боли яркие звездочки. Розовое лицо Михаила поплыло в сторону, и я увидел сиреневого Шиманского. Он, согнувшись, сидел на тахте и держался обеими руками за горло. Все тело его содрогалось от беззвучного кашля.