Клуб любителей фантастики, 1959–1960 - [51]
К удивлению Мира, Герта почти не протестовала.
— А как же иначе? — спросила она. — Конечно, чтобы оберегал и опекал. На то и муж.
— Нет, это не любовь, — проскандировала Юна. — Когда любишь, становишься щедрым, хочешь дарить, в не получать. Я бы любила так, чтобы ему было хорошо, чтобы он до неба рос, а не приземлялся… в Швецию. Когда я люблю, я сильнее. Кажется, на руках унесу любимого. И вот я все искала такого, чтобы стоило на руках нести, чтобы не ровня мне был, а я ему по колено, чтобы сердце не жалко было вырвать и под ноги ему бросить. И я нашла, нашла, нашла. — Юна уже не говорила, а декламировала, выпевала каждое слово. — Нашла здесь, на краю света, на Ариэле. Увидела человека, который играет в бильярд планетами, как древний бог лепит новые миры, дает имена новорожденным и определяет их облик на тысячу лет…
— Ты любишь Далина? — воскликнула Герта почти с ужасом. — Но он же сверхсрочник.
— Он герой! Кто спрашивает: сколько лет герою?
Увлекшись, Юна вышла из своей кабины, остановилась среди комнаты. И только тут заметила Мира. Ее подвижное лицо выразило испуг, негодование, презрение. Потом она расхохоталась, громко, подчеркнуто, нарочито…
«Ты все слышал? — говорил ее смех. — И на здоровье. Тебе это не поможет».
10
Когда корабль идет на дно,
не требуй ужин и вино.
А вели дом сгорел дотла, к чему
салфетка для стола?
К чему плести стихи свои.
Когда отказано в любви?
300 тысяч километров в секунду, и 300 тысяч, и 300, и 300… Шел ответ с Земли, пересекая орбиты Марса, Цецеры, Юноны и Паллады, Юпитера и его двенадцати спутников… Но Мир забыл о том, что с Земли идет ответ. Даже в XXIII веке трудно было утешаться общественным, когда отвергнута любовь.
Он сидел один в полутемной кладовке при шлюзе, где хранились скафандры. Кажется, он плакал на плече у пустого скафандра. Возможно, это был скафандр Юны. Потом сидел, уставившись в темноту пустыми глазами, беззвучно шептал:
И сам себе удивлялся. Какая смешная инерция! Ведь вся поэма писалась для того, чтобы Юна удивилась, оценила его, полюбила бы поэта…
Вошел Далин. Он ставил в угол скафандр, а тот медлительно валился на соседние. На Ариэле все падало медлительно.
— Кто здесь? — спросил Далин, зажигая свет. — Ты, Мир? Еще не было?
Он спрашивал о радиограмме с Земли. А Мир не понял и не ответил поэтому.
— Рано. Не может быть, — сказал сам себе Далин. Сел рядом, положил на ладони кудрявую бороду.
А Мир думал:
«Вот человек, отнявший мое счастье, отнявший счастье, которое ему не нужно. Сидит и думает о какой-то депеше, о мнении какого-то Жана Врио. Зачем ему любовь девушки? Все равно что слепому полотно Рембрандта».
— У вас есть семья? — спросил юноша.
Старый космонавт вздохнул:
— Не склеилась как-то, Мир. Подруги были, жены не нашлось. Женщины — трудный народ. Они и любят нас, космачей, и не любят. Любят за то, что мы — покорители неба, и то, и се, овеяны славой. А полюбив, хотят разлучить с небом, привязать к своей двери шелковой лентой. Ищут льва, чтобы превратить его в бульдога. Вечная история про царицу Омфалу, которая заставила Геркулеса прясть пряжу. Ей, видите, лестно было самого Геркулеса унизить. Но ведь он не Геркулес уже был за прялкой.
«Ну, конечно, — думал Мир. — Не нужно ему счастье, отнятое у меня. Полотно Рембрандта, досталось слепому».
Ему очень хотелось рассказать все Дал ни у, поделиться со старшим другом с полной откровенностью. Люди XXIII века были очень откровенны, своим предкам они показались бы нескромно болтливыми. А Мир удивился бы, если бы встретил человека, скрывающего свою болезнь или слабость. Ведь слабость легче преодолеть сообща, и о слабом звене все должны знать, иначе общая работа провалится. Мир удивился бы также, если бы встретил изобретателя, в одиночку а тишине вынашивающего идею, ожидающего, чтобы открытие родилось. Наоборот, в XXIII веке было принято высказывать незрелые идеи вслух, вовлекать как можно больше людей в обсуждение. Все знали, что открытия делаются только сообща.
Но тут любовь — чувство древнее, эгоистическое. Мир хочет, чтобы его любили, Юна — чтобы ее любили. А Далин?
— А если бы вас полюбили сейчас? — спросил Мир, краснея.
Далин грустно улыбнулся:
— Если бы? Тогда я был бы счастлив. Бросил бы черный космос, посидел бы дома на Земле. Я так мало знаю наш дом. Есть уголки, где я не был ни разу. Я не видел восход в Гималаях, не видел Гавайских вулканов, на Южном полюсе побывал только мимоходом… Если бы спутница рядом…
«Нет, не надо ему говорить, — подумал Мир и опять покраснел. — А хорошо ли скрывать? Честно ли?»
Дверь в кладовую распахнулась. Герта стояла на пороге.
— Я услышала голоса. Земля прислала ответ…
11
Кнопка нажата.
Перед окном
ждем, ждем, ждем результата.
Секундам нет меры.
Они как смолы тягучие.
Ожидаем.
«Так, — говорят часы. — Тик-так».
Так или не так?
Не знаем.
Дело случая.
Земля радировала: «Дорогой Далин! Лучшие специалисты и конструкторы космической резки находятся на Ариэле. Мы всецело доверяем им и вам. На Земле пользовались уменьшенной копией ваших режущих аппаратов. Аппарат безупречно работал, пока не дошел до границы ядра. Глубже отказал. Принимайте решение сами».
