Клуб «Криптоамнезия» - [20]

Матовую синеву стен с их намеком на смутное беспокойство нарушали только огромные зеркала в простых рамах без украшений – зеркала, предназначенные для того, чтобы в них смотреться, а не засматриваться на них. Дизайн люстр наводил на мысли об английском сюрреализме: букеты чугунных садовых цветов, густо покрытых эмалью приглушенных бледных оттенков. Эти немыслимые конструкции как будто парили под потолком, выкрашенным в голубой цвет.

Если Арчер вообще молился, то его молитва, вероятно, была такой: «Господи, помилосердствуй и избавь нас от сюрреализма». Сюрреализм, пусть даже в самой своей деликатной форме, лежал в основе «Короткой юбки». Безупречная белизна льняной скатерти, блеск хрустальных бокалов – простая и утонченная элегантность этого места была нацелена исключительно на наслаждение едой. Ничто в интерьере не отвлекало внимание гостей, и тем не менее сама обстановка рождала чувство некоторой неуверенности. Я не знаю, как описать это смутное ощущение беспокойства. Все было чем-то, но только не самим собой. Ни зримых, ни осязаемых форм. Лишь голоса. «И падет Вавилонская башня…» Я не понимал, что они говорят – люди, которые меня окружали. Они говорили о непонятных вещах, произносили слова типа «бронхит». Они разбирались в сантехнике и знали, что баранину лучше всего мариновать в малиновом уксусе, а жарить – вместе с сушеными травами.

Я сам говорил очень мало. Сказал нескольким людям, что все обязательно будет хорошо. Искал руку Амелии под столом (не нашел). Выражал восхищение тонким ванильным мотивом во вкусовой гамме шоколадного пломбира. Размышлял о вампире, повадившимся в ресторацию «Маньяки» (Cranks). Время от времени я ловил на себе испытующий взгляд Арчера. Он смотрел на меня из-под полуприкрытых век и как-то нехорошо улыбался. Я жалел его и презирал. Он сидел во главе стола, жирный, обрюзгший, с раздутыми венами, и заигрывал с официанткой, а потом неожиданно строгим, серьезным голосом попросил принести какие-то дорогие десертные вина. Я решил, что пора уходить, несмотря на неутешительную перспективу провести остаток вечера у себя в кабинете в «Криптоамнезии» или в каком-нибудь скромном маленьком отеле со стаканом теплого джина с тоником.

В этом собрании людей, окруженных цветами, бокалами и пепельницами, была своего рода сила, но сила странная и тревожная. Казалось, в самой сердцевине этого замкнутого на себе покоя назревал некий кризис, готовый прорваться отдельным абзацем в исторических книгах будущего, из серии «Как мы продвигали Аркадию в массы, не брезгуя средствами». Вечеринка у Арчера при отсутствии Лайзы была как бордель за пределами скуки, публичный дом в конце света, и от каждого из нас веяло одиночеством скучающей проститутки. С нами расплачивались за услуги: за согласие участвовать в отправлении этого ритуала взаимной преданности.

Амелия выглядела совершенно больной. Ей всегда нездоровилось от скуки, она была искренне убеждена, что скука плохо влияет на самочувствие. Атмосфера, царившая в зале, будто стирала ее телесные очертания, ледниковые напластования скуки расходились глубокой расщелиной у нее на груди. Уже очень скоро в этой скважине, когда-то бывшей ее телом, не останется вообще ничего, кроме почти невесомых останков – может быть, эхо последнего разговора, черный бюстгальтер и сверкающие сережки, а все остальное исчезнет, растворится в плазме отупляющей тусклой скуки, что объяла Амелию за мороженым с ликером.

Да, вполне очевидно, что надо прощаться и уходить. Это была кульминация, только со знаком минус. И спасения не было. Я взял Амелию за руку, за то, что еще оставалось от ее руки, и молча подвел ее к Арчеру. Мы сердечно поблагодарили его за чудесный вечер и договорились в ближайшее время встретиться снова, хотя ни мы, ни Арчер, разумеется, не собирались встречаться.

Когда мы уже выходили из ресторана, я оглянулся и посмотрел на оставшихся за столом; на сам стол, который был как алтарь, занавешенный дымом.

Мы остановились на тихой пустынной улице.

– Куда пойдем?

Я предложил:

– В «Криптоамнезию»?

– Ты что, рехнулся? – сказала Амелия. – Посмотри на небо… сейчас слишком темно, чтобы идти в «Криптоамнезию», и даже небезопасно… – Она подшучивала надо мной. В темном небе под бледной луной шевелились какие-то черные тени. Мы встали перед витриной букинистической лавки. И чувствовали себя абсолютно потерянными. Нам не хотелось расставаться прямо сейчас. Нам обоим хотелось продолжить вечер.

– Я знаю, – сказала Амелия. – Мы пойдем к Элен. Она нам подскажет, что делать. Она все знает…

Еще одно такси, еще одна вспышка зажженной спички, еще один адрес, где-то рядом с Лаймхаусом. Я наблюдал за Амелией, которая пыталась открыть окно, когда мы отъехали от тротуара. Потом отвернулся. Всю дорогу мы молчали.

Глава тринадцатая Химические реакции, острова, речной ил

Элен Смит очень гордилась своими глазами. Это было не просто тщеславие женщины, сознающей, в чем сила ее красоты. Все дело в том, что она никогда не встречала ни одного человека с таким же необыкновенным цветом глаз. У нее были сиреневые глаза. Именно сиреневые, как цветущая сирень. Еще подростком, глядя на снег, который медленно выбеливал родительский сад, Элен сознавала, что смотрит на мир совершенно невероятными сиреневыми глазами. Она рассталась со своим первым бойфрендом, когда отблески бледного света, отражавшегося от снега, омывали его лицо серебристыми сумерками. Пристально изучая ирисы в вазе на каминной полке, она сказала ему, что больше не хочет быть с ним. Сказала безлично и беспристрастно. И пока говорила, мысленно восхищалась изысканными соцветиями на прямых тонких стеблях, такими спокойными и благородными.