Клуб 27 - [9]

Другой металл в блюдце, также принадлежал ему — все формы его самовыражения. Его кольцо для губ, тоннели, с застежками для них, большинство приобретенные после того, как ему исполнилось восемнадцать, и он больше не нуждался в разрешении Мими.

Все эти вещи в моей руке являлись частью моего брата.

Он был бунтарем.

Забавно то, что я всегда думала, что он был бунтарем без причины. Я смеялась над этим, но сегодня мне грустно.

Я снимаю свой мокрый плащ и обувь, кружась по комнате в поисках его частичек.

Ничего.

Не было ничего, что являлось какой-либо его частью, нет ничего, указывающее на то, кем он был.

Но я знаю, кем он был.

Он был моим старшим братом.

Моим лучшим другом.

Он был хорошим человеком, который не всегда делал правильный выбор, но у него были самые лучшие намерения.

Грусть наваливается, когда я думаю, что больше не должна задумываться или беспокоиться о нем. Теперь всё, что мне осталось, — это скучать по нему, но это становится невыносимым.

Я одинока.

Когда росли, у нас никого не было, только мы и наша бабушка. Дедушка умер до того, как бабушка родила нашу мать, поэтому Мими хорошо знала, что такое родитель-одиночка. Она была удивительной. Она научила нас всему, чему могла, рассказала нам всё, о чем мы хотели знать, но она отказывалась говорить о клубе. Мими говорила, что она не верит в эту старую семейную легенду.

Очень жаль, что судьба не является чем-то, во что ты предпочитаешь верить — она просто случается. Теперь это становится больше, чем легенда. Ему потребовалось умереть, чтобы я поверила. Моим постоянным напоминанием является тот факт, что Зак тоже мертв, ему, как и моему деду и матери будет всегда двадцать семь.

Вопрос заключается вот в чем: присоединюсь ли я к своим предкам в том же раннем возрасте?

В этом моя судьба?

Я надеюсь, что нет, но как этого избежать?

Я ставлю блюдце, и эмоции настигают меня, величина моих потерь и моей короткой жизни становится слишком реальной.

Я падаю на кровать.

Если я умру в двадцать семь, проживу ли я хотя бы малую часть своей жизни?

Как мой дед? Моя мать? Мой брат?

У меня кружится голова, и я оказываюсь снова в том месте, из которого я не могу выбраться — мне хочется кричать, но я не могу, потому что для воплей нужно слишком много усилий, а все, о чем я могу думать, — что я следующая.

Я снимаю свои влажные футболку и шорты и зарываюсь головой в его подушку, желая блокировать тот маленький голос, который говорит мне пройти через это. Я думала, приезд сюда даст мне надежду, что жизнь стоит того шанса, что со мной может что-то произойти, но стерильность дома моего брата, и никакого намека на то, что он окружал меня, будоражит беспокойство, от которого я не могу избавиться.

Чувствую, будто я уже умираю.

Чувствую себя так в течение многих недель.

Приезжая сюда, я наделась найти подтверждение, что жизнь стоит того, чтобы жить и умереть молодым. Но вместо этого я вижу только пустоту.

Я закрываю глаза, желая, чтобы всё это было не что иное, как сон. Но я знаю, первое впечатление меня не обмануло — я открыла ящик Пандоры.

2 глава

Кофейные зерна

Ветер воет, и пальмы ударяют в окна, когда шторм, кажется, продвигается ближе к берегу. Гремит гром и молния освещает комнату, пугая меня. Нет, не молния — лампа.

— Привет, Зои, — раздается глубокий и хриплый голос.

Когда звук достигает сознания, я кричу. Я быстро сажусь и сканирую незнакомое пространство. Мои глаза тотчас же останавливаются на силуэте мужчины, который стоит рядом со мной, и я снова кричу, на этот раз, слезая с кровати в ужасе.

В этот момент мое сердце перестает биться, легкие перестают дышать, и мой мозг перестает думать. Я оцепенела.

Мужчина поднимает свои руки ладонями вверх, сдаваясь.

— Зои, я Нейт, друг Зи. Ты не должна бояться. Я не собираюсь причинять тебе боль.

Мой страх, должно быть, очевиден. Я пялюсь на него в течение нескольких долгих минут, одновременно обеспокоенная и дрожащая. Только когда осознаю, что да, это Нейт, лучший друг моего брата, я пытаюсь успокоить свое неровное дыхание.

Он осторожно делает шаг назад.

— Просто прикройся чем-нибудь, чтобы мы могли поговорить.

О, боже мой, моя одежда.

Мои пальцы хватают скомканное одеяло, когда я поднимаюсь с кровати и безуспешно пытаюсь накрыть свое фактически голое тело. Прежде чем унижение полностью овладевает мной, я сдаюсь и ныряю в свою насквозь промокшую футболку, лежащую на полу.

Холодная ткань проскальзывает через мою голову, и я тяну ее вниз, чтобы прикрыть трусики и встаю, быстро скрещивая свои руки на груди, чтобы прикрыть какие-либо намеки на холод, который я чувствую.

Не супер, но лучше. По крайней мере, я могу смотреть на него с чувством собственного достоинства.

В конце концов, я поднимаю голову, и мой взгляд вперивается в его. Как только это случается, он опускает глаза.

Фотографии, на которых я видела его на протяжении многих лет, когда мой брат отправлял мне забавные снимки, их с Нейтом селфи в каком-то ресторане с лучшим шеф-поваром, на пляже, или в какой-нибудь кофейне, практически не отдавали ему должное. Эти снимки изображали глупые позы, забавные рожи в бейсболках с повернутым козырьком назад. Не то чтобы я не думала, что он был симпатичным на них, потому что я так думала, но в нем есть что-то особенное.