Клоун Шалимар - [125]
Этих людей невозможно спасти. Это безнадежно.
Городок N. был подвергнут зачистке. Некоего субъекта задержали вместе с его шестнадцатилетним сыном. Дверь в его дом — несомненно логово террористов — взломали и, чтобы подчеркнуть серьезность своих подозрений, а также то, что никто с мусульманами церемониться больше не намерен, прошлись грязными ботинками по Корану. Дочь этого субъекта заперли до времени в задней комнате. Она вылезла через окно и сбежала, что подтвердило подозрения в принадлежности семьи к террористам. Подростку-сыну было предъявлено официальное обвинение, но тот имел наглость утверждать, что он всего лишь студент. Трижды он повторил эту ложь. Возмущенные его запирательством, солдаты вывели парня из дома и обработали прикладами. Отец обвиняемого попытался вмешаться, и к нему тоже пришлось применить меры воздействия. Молодой террорист потерял сознание, и тогда, в целях оказания ему медицинской помощи, его погрузили в машину и увезли. Позднее отец заявил, что нашел сына в канаве с пулей в спине. Разумеется, военные не имели к этому ни малейшего отношения. Скорее всего, молодой человек был убит членами враждующей бандитской группировки, когда возвращался из больницы.
В деревне X., расположенной у границы вечных снегов, на самой линии контроля, была проведена зачистка, потому что возле нее часто переходили границу боевики и наверняка ее жители предоставляли им кров и пищу. Поступили сведения, что в тех местах был замечен так называемый Стальной Мулла, которого когда-то генерал Качхваха по своей оплошности пощадил. Дни всепрощения остались в прошлом, и в этом предстояло теперь убедиться не только самому Мулле, но и его подручным, таким, к примеру, как молодой инсургент Д. (с ним уже покончено) и его сподвижники — некий И. и некая Ф., чей дом был сожжен в назидание остальным, — а также особы женского пола, которые испытали на себе (в буквальном смысле слова) всю мощь праведного гнева доблестных индийских воинов. То, что беременной проткнули живот штыком, — полная инсинуация, чистый вымысел: общеизвестно, что в ходе спецопераций у солдат не было штыков, они были вооружены лишь автоматами, гранатами и ножами. Известно, что враг не брезгует никакими средствами, чтобы очернить действия индийских солдат, но это никак не должно отразиться на выполнении военными своих прямых обязанностей. Демонстрация солдатами-защитниками своей мужской потенции является одним из важных средств психологического воздействия. Это способствует удержанию мужчин-кашмирцев от мятежных действий, к которым все они склонны, и, в свою очередь, повышает безопасность солдат-защитников. Подобные действия индийских солдат относятся к сфере тактики и стратегии и не должны обсуждаться на уровне эмоций.
И это только начало. Теперь дела пойдут быстрее, думал Хамирдев, отныне уже не Черепаха, а Молот Кашмира.
В то черное лето яблоки в садах Пьярелала Каула уродились горькими и несъедобными, но персики у Фирдоус были, как всегда, сочные и сладкие. У пандита шафран вырос бледный и мелкий, а мед в ульях Абдуллы был даже вкуснее обычного. Это не поддавалось логическому объяснению, но когда Пьярелал услышал по радио, что застрелен самый уважаемый кашмирский пандит Тикалал Таплу, смысл этих вещих событий сразу прояснился. «Во времена изувера Сикандера Бат-Шикана, — сказал он своей дочери, обитавшей в лесной хижине гуджарки, — притеснения, чинимые мусульманами над хинду, сравнивали с налетом туч саранчи на беззащитные поля. Боюсь, в сравнении с тем, что ожидает вскоре всех нас, события прошлого покажутся детской забавой. Теперь, когда погублено все, что было мне дорого, я готов принять смерть, но все же буду пытаться выжить ради того, чтобы защищать тебя от мужа, хотя нам обоим жизнь уже ни к чему».
Радикалы партии «Джамаат-и-ислами» изобрели для кашмирских пандитов новые прозвища: теперь их именовали не иначе как мукхбир — шпион — или кафир — неверный. «Нас объявили „пятой колонной“ — горестно заключил Пьярелал, — теперь уже недолго и до расправы». Меж тем непосредственно после выступления мусульман против введения президентского правления в Танмарге был убит еще один пандит. На дороге, ведущей из Сринагара в Пачхигам, появились плакаты с требованием к хинду оставить земли и имущество и покинуть Кашмир. Первыми, кто внял этому, оказались боги. Знаменитая статуя Махакали из черного камня стала одной из двадцати изображений божеств, оставивших свое место в форте Хари-Прабхат. Она исчезла навсегда. Бесследно пропало и бесценное изображение божества, относившееся к девятому веку, которое стояло в здании Народного собрания в Анантамаге. Таинственным образом исчез из храма знаменитый символ Шивы — каменный лингам. Весь шиваитский комплекс в Хардваре, возле усыпальницы Кхир-Бхавани[34], был сожжен дотла. «Нашей истории больше нет, — скорбно говорил Пьярелал, закрыв ладонями лицо. — Вместо нее останется лишь память о черном годе, о массовой эпидемии, о нас, которые на свою беду оказались в самом ее центре и умирали в черных чирьях и гнойниках вонючей, грязной смертью. Мы более не герои, мы повержены в прах и издыхаем как псы».
