Клоп - [3]

– Патвин. Я помогаю твоему деду. Он сейчас не совсем здоров. Ну, пойдем.

– У меня что, есть дед? – раздался слабый голос за спиной у Патвина.

– Разумеется, – ответил тот, не оборачиваясь и шагая вперед. – А ты разве не знал?

Пиус Клоп не знал, что у него есть дед. О прошлом своей семьи ему было известно меньше малого. Даже о своих родителях ему никогда не удавалось ничего толком услышать от опекуна, если тот и упоминал о них, то очень редко и все обрывисто. Иногда мальчику казалось, что он один на всем белом свете. И то, что теперь он направлялся к родному деду, ему очень понравилось.

Они прошли по автостоянке – почти пустой в это утро – к большому черному автомобилю. Было тихо и пустынно, но где-то недалеко за деревьями и дорогами уже слышался гул оживленного города.

– А что с ним? – спросил Пиус, имея в виду своего деда, который был не совсем здоров.

– Плохо, совсем плохо, – досадовал Патвин, открывая дверцу автомобиля, совершенно подходящего под его строгий черный костюм. – Но надо думать, приезд внука его приободрит. Врачи разводят руками. А разве такой подарок не лучшее лекарство?

Пиус рассуждал, может ли он быть для кого-нибудь подарком или лекарством, а машина мчалась по дороге, обгоняя каждый настигнутый ею транспорт. За окнами только мелькала архитектура старого города. Многие прохожие провожали их взглядами, потому что когда Патвин вел машину, это был по-настоящему опасный аттракцион. Посмотрев на своего пассажира в зеркало заднего вида, он сказал:

– Там рядом с тобой лежит коробка. Она для тебя.

– Что это? – удивился Пиус, взглянув на коробку. Она была размером примерно с его чемоданчик, который сейчас лежал на переднем сидении.

– Просто конфеты. На самом деле я не знал, чем можно порадовать мальчика вроде тебя. А сладкое, кажется, все любят.

Получая от жизни все новые сюрпризы, тот поблагодарил Патвина и, открыв коробку, обнаружил, что просто конфетами назвали такие замечательные вещи, как огромные разноцветные леденцы на палочке, шоколадные звезды, нежные фруктовые батончики с нугой, жевательный мармелад, шипучую карамель и прочие сладости. Пиус понимал это так: с ним происходят точно странные события.

– Я знал твою мать, – сказал Патвин, когда автомобиль остановился на светофоре. – Она была совсем еще девчушкой, когда я попал к твоему деду. Сколько же тогда было мне? Да такой же зеленый, и в магии не разбирался, а вот время для меня, что говорить, было непростое. Но она всегда хорошо ко мне относилась. Милая добрая девочка. Потом я надолго уехал, а когда вернулся, ее уже не было. Знаешь, говорят, что она сбежала, но я бы не стал про нее так говорить.

Машина ехала дальше. Пиус только теперь понял, что он даже не знал родственник отца или матери собирается приютить его в своем доме. Ему купили билет, посадили на корабль и не посчитали нужным вдаваться в подробности. Прежде он знал только о каком-то загадочном родственнике, потом выяснилось, что это его дед, но, не имея опыта размышлять о родственных связях, он даже не задумался, кому тот приходится отцом. Теперь становилось понятно: много лет назад его мать сбежала из дома, в который они сейчас направлялись. Однако вместо того, чтобы уточнить это, Пиус поинтересовался другим.

– М-м… А что значит в магии? – спросил он.

– Просто я в детстве увлекался… Погоди-ка. – Патвин снова посмотрел в зеркало. – Ах да, конечно, ты же из таких мест, где знать не знают… Но ничего, тебя еще успеют просветить. Думаю, быстро освоишься.

Не совсем разобравшись, в чем он быстро освоится, Пиус принял понимающее выражение лица, он не любил надоедать расспросами, и особенно не хотел делать этого в тот момент, когда все, похоже, складывалось не самым худшим образом. В самом деле, ведь вместо сладостей он мог сразу получить намек на кипяток и холодную капусту. Да он уже и сам готов был намекнуть, что это всего лишь он – Пиус Клоп, и с ним не церемонятся и не разговаривают «по-доброму». Он даже хотел извиниться за всю эту суету вокруг его персоны, из-за которой другим теперь приходилось тратить столько ценного времени.

Машина резко затормозила, оставив позади себя тормозной путь. Понадобилось время, чтобы привыкнуть к земному притяжению, так что Патвин успел выйти из машины и открыть дверцу для Пиуса, пока тот приходил в чувства. Мальчик неуверенно поставил ноги на землю и замер в изумлении.

В нескольких шагах от дороги стояло здание, справа и слева зажатое меньшими по размеру домами. Само оно выглядело высоким, но сосчитать количество этажей без определенных навыков казалось неосуществимой задачей. Дело в том, что при описании его фасада было бы невозможно ограничиться нормальной прямоугольной формой. Выше третьего этажа – примерно до этого уровня доходили соседние дома – начинали хаотично громоздиться непохожие друг на друга участки. Например, часть здания обнажали почтенного возраста камни, такие потрескавшиеся глыбы можно увидеть на фасадах старинных замков, между ними всегда растет мох, а в трещинках пробивает дорогу плющ. Вот и здесь плющ оплел стены, и в его зарослях спрятались узкие свечеобразные проемы, которые в нескольких местах на верхних этажах и на башнях заменяли окна. Другие окна были с обычными рамами: круглыми и квадратными, овальными и прямоугольными, и они разбросались по той части здания, где стены покрывали деревянные панели и штукатурка. Такое сочетание архитектур могло показаться нелепым, но все выглядело на удивление гармонично и даже как-то естественно, как будто по-другому все это построиться просто не могло. Казалось, даже крошечный кованый лепесток на решетке балкона совершенно необходим и находится на самом подходящем для него месте. Слева от входа выступал лифт, поднимаясь до самой крыши. Двери лифта не выходили на улицу, но можно было увидеть, как по стеклянной артерии плавно движется тонированный цилиндр. Над входом с массивными высокими дверями красовалась вывеска, золотые буквы на зеленом фоне: «КЛОП». Рядом с названием неуклюже держались пять золотых звезд. Эти звезды, возможно, единственные выбивались из общей картины.