Клодина в школе - [18]

Как жаль, что мне не удалось узнать, чем кончился их любовный диалог! Эме, не чинясь, соглашается встретиться с пылким и честным Ришелье, а тот готов просить её руки. Чем только она всех привлекает? Не так уж она и хороша. Свеженькая? Да, и глаза великолепные, но, в конце концов, красивые глаза отнюдь не редкость, а что до лица, то бывают и посмазливей. И всё-таки все мужчины не сводят с неё глаз. Стоит ей показаться на улице, каменщики бросают работу и давай перемигиваться да цокать языком (вчера я слышала, как один из них, кивая на Эме, объявил приятелям: «Эх, кабы попрыгать блошкой у неё в постели!»). На улицах парни из кожи вон лезут, чтобы привлечь её внимание, а завсегдатаи клуба «Жемчужина», коротающие время за рюмкой вермута, с воодушевлением делятся впечатлениями о молоденькой школьной учительнице, при виде которой аж слюнки текут. Каменщики, обыватели, директриса, учитель, – сговорились они, что ли? Теперь, когда я узнала, какая она предательница, меня уже не так к ней тянет, но я чувствую себя опустошённой, нет во мне ни былой нежности, ни горькой тоски, как в первый вечер.

Нашу прежнюю школу скоро окончательно снесут – бедная старая школа! Сейчас ломают первый этаж, и мы с удивлением обнаруживаем, что стены отнюдь не сплошные, как мы полагали, а двойные, полые, как шкафы, и внутри них тянется что-то вроде чёрного хода, но сейчас там только пыль и ужасный запах – застарелый, отталкивающий. Мне нравится пугать Мари Белом рассказами о том, что это загадочные тайники, сооружённые в незапамятные времена, чтобы замуровывать неверных жён. Я, мол, сама видела белые кости среди строительного мусора. В ужасе выкатив глаза, она спрашивает: «Правда?» и подходит поближе, чтобы «увидеть кости». И тут же отскакивает назад.

– Ничего там нет, ты опять врёшь!

– Чтоб у меня язык отсох, если эти тайники не устроены с преступной целью! И вообще, знаешь, не тебе обвинять меня во лжи: ты сама в своём «Мармон-теле» прячешь хризантему из петлицы Рабастана.

Я выкрикнула своё обвинение погромче, так как заметила входящую во двор директрису, следом за которой шествовал Дютертр. Справедливости ради скажу, видим мы его часто. Доктор являет пример истинной самоотверженности каждый раз, когда, покидая больных, приходит убедиться, что в школе у нас всё в порядке, пусть даже сама школа обратилась в развалины: первый класс занимается в детском саду, второй – в мэрии. Почтенный господин Дютертр, без сомнения, опасается, как бы наше обучение не пострадало от бесконечных перемещений.

Оба слышали мои слова – чёрт побери, этого я и добивалась! – и Дютертр пользуется случаем, чтобы подойти. Мари, готовая сквозь землю провалиться, закрыла лицо руками и тихо поскуливает. Снисходительно усмехаясь, доктор треплет эту дурёху по плечу, та испуганно вздрагивает. «Неужели эта несносная Клодина говорит правду? Ты хранишь цветы из бутоньерки красавца-учителя? Видите, мадемуазель Сержан, сердечки у ваших девочек уже пробудились! Пожалуй, Мари, я предупрежу твою маму, что дочка у неё стала совсем взрослой».

Бедняжка Мари! Едва сдерживая слёзы, она затравленно, точь-в-точь испуганная лань, переводит глаза с директрисы на Дютертра… Мадемуазель Сержан вовсе не в восторге оттого, что кантональный уполномоченный нашёл предлог с нами поболтать, она смотрит на него ревнивым восхищённым взглядом, но увести не решается. (Я знаю его достаточно хорошо и уверена, что он всё равно не послушается.) Меня радует смущение Мари, нетерпение и недовольство мадемуазель Сержан (неужто ей не хватает малышки Эме?). Славный доктор явно наслаждается нашим обществом. Наверно, мои глаза выдают обуревающую меня злобную радость, потому что Дютертр смеётся, скаля свои острые зубы:

– Что ты так сияешь, Клодина? Похоже, злорадствуешь?

Я киваю, тряхнув локонами, но молчу – от такой непочтительности директриса сурово хмурит брови… Плевать! Не может же всё доставаться этой рыжей змее – и кантональный уполномоченный, и малышка Эме, – ну нет, дудки! Дютертр подходит и бесцеремонно обнимает меня за плечи. Дылда Анаис от любопытства щурит глаза.

– Ты себя хорошо чувствуешь?

– Да, большое спасибо, доктор.

– Будь посерьёзней (можно подумать, что сам он сейчас серьёзен). Почему у тебя синяки под глазами?

– Такой меня сотворил Господь Бог.

– Читать нужно поменьше. Уверен, ты читаешь в кровати.

– Совсем немножко. А что, не надо?

– Да нет, читай. Кстати, а что именно ты читаешь? В возбуждении он резко стискивает мне плечи. Но я веду себя умнее, чем в прошлый раз, и не краснею – пока. Директриса, чтобы отвести душу, пошла разгонять малышей, которые балуются у колонки, обливая друг друга. Похоже, она так и кипит! Я готова плясать от радости!

– Вчера я кончила «Афродиту», а сегодня вечером возьмусь за «Женщину и клоуна».

– Да? Надо же! Пьер Луи? Неудивительно, что ты… Хотел бы я знать, всё ли ты там понимаешь!

(Я вроде бы не трусиха, но поостереглась бы вести с ним этот разговор наедине в лесу или сидя на диване – так сверкают у него глаза! И потом, если он ждёт каких-то пикантных признаний…)

– Нет, к сожалению, не всё, но достаточно. На прошлой неделе читала «Сюзанну» Леона Доде, теперь кончаю «Год Клариссы» некоего Поля Адана, очень нравится.