Клипы - [10]

Сидели, пили чай. С водкою пришел Котик.

"Во. Молотов коктейль. Давка - ужас! Алкота хавальники раззявила, чуть не в драку. Ужас!"

"Почему - коктейль?" - не поняла Айка.

"А-а... Тут мы с одним корешком пили. Он и рассказал. Так на Западе бутылки с зажигательной смесью называют, ну, противотанковые то, - "Молотов коктейль", по фамилии нашего наркомана... Мы теперь с ребятами так водку называем... Давай, мать, банкуй!.. Ну... Давай, мать... Ну, чтоб кровь звенела!.. Ух-х..."

Выпили, закусили.

"Да, научат тебя твои алквиады... Ты лучше скажи, куда мы Ивана сегодня положим? А то ты без меня тут комнату сдал... Ну, сам-то ты - ладно, мог и у Захарова ночевать, а теперь как?"

Котик опрокинул в рот вторую стопку, похрустел огурцом.

"Значит, так... У бабки Иванны раскладушку забираем, все равно она наша была, а у ней, это самое, матрац есть. Вот так. Ты ведь завтра уезжаешь, Вась? Как чемпионат-то прошел?"

"Да так... - Мамай поднялся. - Мне бы в дабл..."

"В конце коридора, - сказала Айка. - Последняя дверь, с Рабой любви. Если забыли".

В туалете Мамай увидел в зеркале свое новое лицо. М-да. Как там в Библии - "повстречались они и не узнали друг друга"? Спортсмэн называется.

В коридоре подпирала стену пьяная сохлая старуха с седыми, свалявшимися, как собачья подстилка, волосами. "Здорово, бабка Вонюшка!" объявил басом некий мужичина, проходя в одну из комнат. Старуха смутно воняла что-то свое. "Комнаты сдают... Без прописки всякие ходят..." донесся до Мамая ее неприятный голос, сдобренный богатыми процентами великого и могучего русского устного...

Айка и Котик по-прежнему сидели за столом. Котик, с сожалением косясь на опустевшую бутылку водки, откупорил пиво. "Противотанковое... Эх, врежу лакмуса стакан и отдам себя богам. Руки, ноги, голова - вот он, весь я, на пороге в небеса, где Бог да пенсия... Эх, где ж моя гитара семиструйная?.. Хе-хе, слышь, Айка, я сказал - "семиструйная", хе-хе... Ля-ля... ля-лям..." Засыпая, Мамай смотрел на Айку, вскидывавшую в танце руки, затем его взгляд упал на лампу, и полетели на Мамая медово желтые кольца света...

Проснулся он оттого, что кто-то резко толкнул его раскладушку. По-прежнему горела лампа, за окнами было темно. По всей комнате были разбросаны одежда, посуда, катались пустые бутылки... На полу, сцепившись, с визгом и руганью боролись Айка и Котик.

"А я говорю: не твое это дело! Не твое!" - с надрывом приговаривала Айка, норовя вцепиться Котику в волосы.

Котик сопел, пытаясь отпихнуть от себя супругу.

"А я говорю: мы завтра же пойдем к нему!" - Тут бравая Айка в дыму сражения неосторожно зацепила рукой Котиков прыщ, и Барвинок разразился потоком неопределенных, обтекаемых ругательств.

Потасовка завершилась довольно неожиданно. Уже Айка села на Котика верхом, уже Котик пошел было на хитрые фени, говоря, что, мол, за абордаж хватать - это не по правилам, а Айка в ответ грозилась, что вот сейчас-то, мол, абордаж ему и выдернет... Как вдруг из коридора послышался небольшой взвизг и старушечьи причитания. Дверь распахнулась, и в комнату ворвалась баба Вонюшка, со сморщенным всмятку, точно она хлебнула уксусу, лицом, и с ходу ухватилась за Айкины волосы. Маленькое личико Айки расплылось, словно со смеху, - как-то по вертикали расплылось, - а затем она завизжала негромко и осторожно, будто у нее внезапно кончился голос, а старуха молотила ее кулачками, и потом уже, когда опомнившийся Котик схватил бабку в охапку и выволок за дверь, Айка присела на пол, легко, будто шерсти клок гнилой, выдрала пук волос с горя из своей головы и затряслась в конвульсивных, безобразных рыданиях...

УЛЫБКА НА СКЛОНЕ

Прошло несколько месяцев со дня Ланиного концерта и ее последующего отъезда. За это время слухи об ее успехе успели уже приобрести некоторые очертания легенды, и, как это бывает подчас с людьми, побывавшими в армии, развитие их пошло уже не ввысь, а куда-то вширь и поперек себя - то бишь, ничего светлого и достойного к ним не пристало, а даже вовсе напротив того: имя Ланы смаковалось с таким двусмысленным подтекстом, что можно было подумать, будто речь идет о заурядной шлюхе из "Сайгона", только и сделавшей примечательного, что выскочившей на сцену Дворца молодежи и показавшей голую задницу толпе пьяных идиотов. Находились люди, решительно утверждавшие, что она - шиза, и лечится в Москве у врача Шварца. Промелькнуло также и мнение, что она-де сидела с известной Ивочкой, которая, мол, ее всему и научила. Прошел еще слух, будто ее убили на БАМе, куда она отправилась зачем-то с шайкой гопников. Ходило и много других мелких и глупых сплетней, о которых не стоит упоминать, и наконец, совсем недавно один знакомый Вощика сообщил ему, что Лану видели в Москве на каком-то концерте в компании с Пугачевой и Троицким. Но все это были враки. Мамай с Ланою энд Хачик энд Труба путешествовали.

В начале июня месяца в год 1966-й Семка Горюнов вышел из заключения. Неделю гудел он у одной любезной вдовушки, заготовившей по сему случаю несколько фляг браги, а затем, в какой-то очень прекрасный день, сел Семка в лодку и поплыл по реке сибирской Колыме.