Клинопись - [6]

4 октября 2003

*   *   *

Почудилось... Да, почудилось — и прошло.

В слезах проснешься, увидишь: не рассвело.

Ты всё еще тут, и мир всё тот же вокруг,

И всей-то боли, что умер старинный друг.

На улице дождь. Бежит по крышам вода.

Ты больше с ним не встретишься никогда,

Ни ссору не воскресишь, ни душевный пыл.

Он, помнится, шляпу и книжку забрать забыл.

Заносит, заносит душу в такую рань.

Из света и воздуха новая ткется ткань,

На терпком прошлом настояна тишина,

Потеря твоя обыденна, жизнь — скудна.

Прощения не попросишь ты, умер он,

И друг тобою в ответ не будет прощен.

Вовек не вернешь покойнику давний долг.

И всей-то боли, что голос его умолк.

5 января 2004

*   *   *

Погода портится. Над Оксфорд-стрит

Руно свинцово-синее висит,

И красные автобусы стеной,

Доколь хватает глаз, — и передо мной.

Как ехать тут? Ан вот, глядишь, ползут,

Толпу разноязыкую везут

(убогий человеческий балласт,

Как новый возгласит Екклесиаст).

— Да полноте! Не так уж я убог,

Языческий нашептывает бог. —

Взгляни в окно: веселый Вавилон!

Тот жалок мне, кто в Лондон не влюблен.

Езжай себе с улыбкой на лице.

Прекрасна жизнь. Особенно — в конце.

20 мая 2004

СТАРОМУ ПРИЯТЕЛЮ

Мы с тобой уже в летах.

Вместо лютиков и птах

Мистер Страх мистер Ужас

Показались в воротах.

Наша память несвежа,

Нашу совесть гложет ржа,

Каменным рукопожатьем

Нас проводит госпожа.

6 января 2005

*   *   *

Мне для выпивки не нужен повод.

Алкоголь слезу перехитрит.

Выхожу один на Финчли-роуд.

Выхожу один на Бэйкер-стрит.

Вещь себе, без мамок и без нянек,

У счастливой бездны на краю,

Вот уж кто заведомый избранник!

Выхожу и флягу достаю.

Небосвод тихонько остывает.

Циферблат приветствует звезду.

Хорошо мне. Лучше не бывает.

Никуда я дальше не пойду.

25 мая 2005

*   *   *

Обрадоваться смерти человека —

Что может быть подлей?

Кто ж ты? Предатель, нравственный калека,

Убийца и злодей?

Пусть на минуту, на одно мгновенье —

Мелькнуло и прошло,

Но было, было это наважденье

И душу обожгло.

4 мая 2004

— Ты циник. — Нет, не до конца

*   *   *

— Ты циник. — Нет, не до конца.

В себе не вижу подлеца.

Я просто не добрал, как все,

В твоем базарном колесе.

— Так я устроил этот мир.

— Что ж не позвал меня на пир?

Я поначалу был неплох,

А ты готовил мне подвох.

— Пойми: над каждым я смеюсь

И сам в накладе остаюсь.

Вот мой Эдип. Он был умней,

Чем все поэты ваших дней...

— И что же, ты его любил

И вместе с ним раздавлен был?

Ты высмеял его мечты.

Из нас двоих циничней ты.

— Слепец, найти меня не тщись,

Не посягай ни вглубь, ни ввысь.

Не у́зришь моего лица,

В себе на зная подлеца.

18 июня 2004

*   *   *

— Ты ни разу безоглядно не любил.

— Ну, а скуп-то кто из нас с тобою был?

— Я заслуги отпускаю по уму.

— Только ум твой достается — не тому.

23 июня 2004

*   *   *

Архитектура унылая, но экономная.

Впрочем, по правде сказать, и не очень противная.

Низко над крышей душа моя реет бездомная,

Тело же тут, и нужда у него примитивная.

Душу мою отлови, ублажи, рассмеши ее

И приголубь, приласкай осторожно и сдержанно.

Жалко убогую: день ото дня всё фальшивее,

Лжет, притворяется, третьему штилю привержена.

5 февраля 2004

*   *   *

Что не о смерти, то мимо. О чем говорим?

Слава пустее отечества. Горечь и дым.

Вводит потемками юности в чувственный ад

Твой навсегда опрокинутый в прошлое взгляд.

Кто мне шептал: ностальгия страшней евменид,

Коршуном кинется, клацает, в пропасть манит?

Нету ей места в душе, только горечь и вздор

Мучат потемками юности схваченный взор.

Нету ей места в душе, не об этом она.

Родина слякотна. Выхухоль да белена.

Смерть на пригорке присела, умыта росой.

Рядом любовь примостилась. И тоже с косой.

2003

*   *   *

Служа возлюбленной, он предал мать,

Отрекся, отвернулся от родимой,

И стал удел его неотвратимей

Болезненные формы принимать.

Всё поначалу было ничего.

Неладное не сразу проступило.

Гордился, не вникал в природу пыла,

Теснившего сознание его.

Но дальше тягостная тень легла

На все его дела, иссякла вера,

И вот уже душа, а не карьера,

В кривые угодила зеркала.

Единственная... Но дрожит струна.

В крови разлад. Он видит виновато:

Вчера единственная — чужевата,

Жизнь множественна, мать — одна.

Ан поздно... Через три десятка лет

В чухонской роще над ее могилой

Стоит он под руку с предавшей милой

И ни на что не может дать ответ.

4 сентября 2003

*   *   *

Любовь и честь тебя влекут и радуют,

Сэр Ланцелот, —

И женщина в твои объятья падет,

Как зрелый плод.

Скажи — блаженная наладится

Меж вами связь,

Да ворон на плечо твое усядется,

Достойный князь.

Пройдут года. Давно в другую сторону

Глядит она,

А каждый день подкинуть пищу ворону

Душа должна.

23 сентября 2004

*   *   *

Подлость и подлинность рядом стоят в словаре.

Мы и до Фрейда умели заглядывать в душу.

Ночью безветренной звезды гостят во дворе.

Может, научат. При них не совру и не струшу.

Многоочитая подлинность, как ты страшна!

Бог — это пол, нас учили. Страшна, полноводна.

Звездочка малая у горизонта видна.

Шепчет, потупившись: милый, проси; я свободна.

Жара душевного я у звезды попрошу,

Истины плазменной, ласки мучительной, млечной.

Всё, что сказать не решался, впервые скажу

Из катакомб, из трущоб суеты быстротечной.

11 ноября 2004

*   *   *

Когда всё живое

В душе опустилось без сил,