Клинок судьбы. Сага Черного Континента - [64]

— Вы, молодые петушки, извольте-ка вложить свои рапиры в ножны! — громогласно изрек сэр Руперт. — Я, по праву мирового судьи и в присутствии свидетелей, объявляю поединок законченным! Господин лекарь, сейчас же займитесь раной сэра Джорджа. Джек Холлинстер, не заставляй меня повторять дважды, убери оружие с глаз моих долой! Я — Руперт Д'Арси, и не допущу смертоубийства в своем округе!

Молодой Холлинстер не стал препираться с темпераментным мировым судьей. Он ничего не ответил, но и клинок в ножны не убрал. Похлопывая лезвием по сапогам, юноша из-под насупленных бровей обвел всех присутствующих враждебным взглядом. Сэр Джордж тоже не торопился расставаться с рапирой до тех пор, пока к нему не подскочил один из его секундантов и не принялся что-то настойчиво шептать ему в ухо. Неприязненно поморщившись, сэр Джордж наконец покорился. Уступая секунданту, черноглазый мужчина нехотя передал ему рапиру и отдался заботам лекаря.

Дуэль происходила на самом краю унылой вересковой пустоши. Как раз в том месте, где гладкая, как стол, равнина переходила в песчаные дюны. За полоской берега, поросшего редкой чахлой травой и заваленного выбеленными обломками плавников, пенилось стылое море. Водная гладь была девственно пуста, за исключением одинокого белого паруса в паре кабельтовых от берега. По ту сторону пустоши виднелись неказистые грязноватые домики маленькой деревушки, какие в изобилии были разбросаны по всему побережью.

Вычурные камзолы собравшихся в этот неурочный час людей, а тем более накал обуревавших их страстей являли собой разительный контраст с навевавшим смертную тоску унылым пейзажем. Низкое осеннее солнце вспыхивало искрами на полированных клинках, наполняло жизнью самоцветы на рукоятях оружия, сверкало в серебряных пряжках камзолов и на золотом шитье залихватски заломленной шляпы сэра Руперта.

Секунданты сэра Джорджа помогали ему облачаться в камзол, в то время как секундант его противника, которого сэр Руперт называл Джеком Холлинстером, — молодой человек крепкого телосложения в домотканой одежде — напрасно убеждал юношу сделать то же самое. Джек, гнев которого не нашел выхода, отказывался внимать голосу разума. Наконец, грубо оттолкнув своего секунданта, он сделал несколько стремительных шагов вдогонку успевшему отойти сэру Джорджу и, потрясая клинком, крикнул:

— Поберегитесь же, сэр Джордж Бануэй! За нанесенное оскорбление, суть которого вам отлично известна, вы едва ли отделаетесь жалкой царапиной на руке! Мы еще встретимся, и тогда-то вам не спрятаться за спину мирового судьи. Попомните мои слова, тогда уж никто не спасет вашу подлую душу! — Порыв ветра разнес эти яростные слова по всему берегу.

Сэр Джордж развернулся на пятках с чернейшим проклятием на устах. Сэр Руперт, проявивший завидную сноровку, кинулся ему наперерез, взревев:

— Да как вы смеете!..

Холлинстер оскалил зубы, повернулся спиной и, с лязгом вогнав шпагу в ножны, широко зашагал прочь. Мрачная гримаса исказила лицо сэра Джорджа, он, казалось, был готов ринуться за дерзким мальчишкой и раз и навсегда покончить с ним. Но его удержал секундант, настойчиво что-то втолковывавший черноглазому мужчине, указывая рукой в сторону моря. Бануэй нашел глазами белый треугольник, словно зависший в воздухе между морем и небом, на мгновение задумался, а затем расслабился и угрюмо кивнул.

Холлинстер в бешенстве шагал по берегу. И шляпу, и камзол он нес в руке. Промозглый ветер холодил его мокрые от пота волосы, но не мог остудить распаленного и взбудораженного юношу.

Рэндэл, его секундант, едва поспевал за другом, но также хранил молчание. Чем дальше молодые люди удалялись от места поединка, тем более дикими и угрюмыми становились места. Низкие облака затянули солнце, и вот уже серое небо, подобно свинцовой плите, нависало над миром. Громадные угрюмые скалы, поросшие мхом, возносившиеся над побережьем словно крепостные укрепления, глубоко вдавались в море. У их подножия ревел прибой, раз за разом обрушивая вскипающие волны на каменную твердыню.

Наконец Джек Холлинстер остановился, повернулся лицом к морю и, грозя тучам кулаком, принялся ругаться — хрипло, затейливо и витиевато. Надо заметить, что подобная брань была бы более уместна на устах портового грузчика, а не благородного джентльмена. Однако потрясенному его красноречием слушателю не составило труда понять, в чем заключается обида, причиненная Холлинстеру миром. Молодой человек возносил хулу небесам за то, что они не позволили пронзить его клинку черное сердце сэра Бануэя, презренного негодяя, лживого охальника и отъявленного мерзавца!

— Поди теперь заставь этого подлеца из подлецов сойтись со мною в честном поединке, после того как он уже раз отведал моей стали, — закончил он, немного успокоившись. — Но, клянусь именем Господним…

— Ну, Джек, остыл бы ты… — Рэндэл переминался с ноги на ногу, чувствуя себя весьма неловко. Пускай он был ближайшим другом Холлинстера, но и ему становилось не по себе во время приступов черного бешенства, которым был порою подвержен молодой человек. — Сэру Джорджу и так хватит. Уж ты всыпал ему так всыпал, паршивец надолго запомнит. Да и вообще, стоит ли лишать жизни человека всего лишь за…