Клинок судьбы. Сага Черного Континента - [3]

Одежда на мужчине висела клочьями, он с головы до ног был покрыт кровью. Бедняга протянул руки к Соломону Кейну, но тут силы его оставили, и он рухнул наземь, не оставляя, однако, попыток ползти вперед. Мужчина что-то пытался сказать, но лишь надсадно хрипел. Затем, обратив к луне жутко изуродованное лицо, он судорожно задергался и умер. Из его искаженного предсмертным ужасом рта прямо на сапоги пуританина хлынула кровь.

И только теперь луна засветила в полную силу. Кейн склонился над телом, и его передернуло. Без того бледный лоб пуританина стал еще белее — а уж он-то, побывав и в застенках испанской инквизиции, и в цепях на турецкой галере, видел самые разные лики Смерти.

Кем был этот человек, бесформенной массой лежащий ныне у его ног? Скорее всего, запоздалым путником, решил Кейн. И вдруг он явственно ощутил, как ледяные пальцы сжали его сердце, — он был не один. Пуританин буквально всей кожей чувствовал разлившееся в воздухе инфернальное присутствие. Соломон вскинул голову и впился взглядом в окружающие его тени. Ничего не было видно, но его не оставляло ощущение, что за ним наблюдают чьи-то глаза. Глаза ужасающего существа, не принадлежавшего этому миру. Осторожно распрямившись, он направил пистолет в ту сторону, откуда появился умирающий человек, и стал ждать.

Тем временем луна поднялась достаточно высоко. Серебристый свет ночного светила набирал силу и заливал пустоши, возвращая кустам и травам их истинный вид, Кейн с удовлетворением отметил, что, по крайней мере, дьявольское отродье не сможет подкрасться незаметно.

Пуританин на мгновение перевел взгляд на разлившуюся у его ног лужу крови. Стоило ему вновь посмотреть вперед как он сразу же увидел это! Сперва ему показалось, что за высокую траву зацепился гонимый ветром клок болотного тумана. Но предчувствие заставило его вглядеться попристальнее в это… видение?

И вдруг полупрозрачная размытая тень начала обретать форму. Вот уже в расплывчатых провалах глазниц разгорелся холодный огонь, напоминавший гнилостное мерцание болотных испарений. Казалось, это был отблеск древнего, как сам мир, ужаса. Того ужаса, который под спудом наследственной памяти, восходящей к Изначальным Временам, когда страх был непременным спутником жизни человека, таится в каждом из нас.

Говорят, что глаза — зеркало души. И если у этого призрачного существа — кем бы или чем бы оно ни являлось — имелась душа, то она была совершенно безумна. И это было вовсе не то безумие, которое имеют в виду обыватели, уравнивая его с простым помешательством. Нет. Это было безумие окончательного распада личности, прошедшей бесконечными дорогами ада.

Облик неведомой твари по-прежнему оставался расплывчатым, претерпевая ряд отвратительных трансформаций. Можно сказать, что он был почти человеческим, но это неуловимое «почти» делало монстра куда более страшным и омерзительным, чем крылатая и рогатая тварь, созданная воображением Кейна. Один только его вид грозил повредить разум, менее закаленный, чем у пуританина. И сквозь пульсирующую, словно копошащиеся могильные черви, плоть отчетливо можно было различить траву и кусты, находившиеся позади призрака.

Кровь застучала в висках Кейна, но, что бы вокруг ни происходило, присутствия духа он никогда не терял. Каким образом призрак, сотканный из болотных испарений, мог причинять человеку вполне материальный вред, было выше его понимания, однако об этом красноречиво свидетельствовали окровавленные останки на земле. Уяснив, что каким-то непостижимым образом дьявольскому созданию это удалось, тренированный разум пуританина, не теряя драгоценного времени на отвлеченные переживания, лихорадочно искал выход из создавшегося положения.

Англичанин понятия не имел, с каким противником свела его судьба и на что был способен неведомый враг. Знал же он точно другое: Соломон Кейн не станет удирать по пустынной дороге, не будет с криком падать, раз за разом сбиваемый с ног богомерзким существом. Может, ему и придется умереть, ибо таков удел смертных, но он умрет с оружием в руках, как подобает мужчине, и все раны будут у него — на груди.

На его глазах призрачная пасть разошлась щелью, и ночь огласилась уже знакомым ему хохотом. Раздаваясь в нескольких ярдах от пуританина, этот смех потрясали выворачивал душу. Наверняка слабохарактерный или суеверный человек застыл бы в этот момент без движения, услышав в этих звуках трубы Судного Дня, но не таков был Соломон Кейн. Пуританин самым хладнокровным образом навел твердой рукой длинноствольный пистолет на призрака и нажал на курок.

Сразу за грохотом выстрела последовал ужасающий вопль, в котором ярость и изумление дерзостью смертного создания соседствовали с насмешкой. Тень метнулся к пуританину, словно клуб дыма. Искривленные прозрачные руки потянулись к горлу Кейна, готовые душить и терзать человека.

Англичанин, когда его к этому вынуждали обстоятельства, мог быстротой движений поспорить с хищным зверем. Призрак еще был в ярде от него, когда Соломон разрядил в него второй пистолет — правда, и этот выстрел не причинил духу никакого вреда. За оставшуюся долю секунды Кейн успел выхватить из ножен тяжелую рапиру и нанести молниеносный укол прямо в грудь нападавшего — стальное лезвие прошло насквозь, не встретив никакого сопротивления. А в следующее мгновение ледяные пальцы уже вонзились в плоть Кейна, с нечеловеческой силой раздирая и одежду, и кожу.