Клинок без ржавчины - [88]

Шрифт
Интервал

Снова зазвонил телефон. На сей раз это был Дудэ Кванталиани, начальник метехской тюрьмы.

— Ты меня слышишь, Гоча! — хрипел в трубке его пропитой бас. — Мне только что звонил Кедия, спрашивал, не нашел ли я чего в кармане шинели… Я не стал ему лгать. Не пойму только, откуда в твоем доме появилось столько прокламаций!

— Я сам не пойму, Дудэ, дорогой, ума не приложу. — Гоча повесил трубку. — Откуда только они взялись, эти листовки! Кедия, как видно, всех обзвонил. И почему у меня язык не отсох, когда я его на ужин приглашал.

Вскоре пришел Силия Лашхи. Он тоже принес желтоватую бумажонку.

«Ни одного пальто не пропустил, мерзавец. Всем рассовал подарочки!» — подумал Гоча.


Когда хилый тщедушный редактор газеты «Эртоба» Силия Лашхи взбирался на трибуну Учредительного собрания, даже его плеч не было видно, одна голова с седым хохолком. Поэтому в прошлом году ему сшили на заказ туфли на высоком каблуке. Зато голос у редактора был прямо-таки громовой. Все удивлялись, когда горло такого худосочного человека исторгало мощные звуки.

— Это же предел наглости, господа! — Силия Лашхи всегда говорил с таким пылом, словно стоял на трибуне. — Сегодня мне подложили в карман прокламацию, а завтра — бомбу под подушку! Куда только смотрит особый отряд?!

— «Куда смотрит?» — Гоча вздохнул и дал взглядом понять Бидзине Чхеидзе, чтобы тот молчал. Гоче было известно, что Силия Лашхи — ставленник всемогущего Кедия, и при нем не стоило нелестно отзываться о начальнике.

«Куда смотрит… Растрезвонил по всему городу, что в доме Гочи Калмахелидзе обнаружил большевистское гнездо. Знаю, куда целит господин Кедия. Подумаешь, уступили нам, федералистам, в правительстве каких-нибудь два-три портфеля и то зубами скрежещут, все норовят из рук вырвать. Да, но все-таки кто же меня погубил? Кто этот змееныш?»

Внезапно вспомнив о чем-то, Гоча выбежал в коридор и кинулся к вешалке. Стал шарить по карманам своего коричневого пальто. В одном кармане — перчатки, в другом— газета и ключи. «И меня не забыли!» — горько усмехнулся Гоча, обнаружив во внутреннем кармане желтый листок. Он вытащил его брезгливо, двумя пальцами, словно не бумагу держал, а покрытого паршой котенка.

— Оленька!

— Сию минуту! Разогрею хачапури и приглашу всех к столу!

— К черту твое хачапури!

— Успокойся, Гоча, все выяснится! — посочувствовал Бидзина.

— Что ты кричишь, Гоча? Кетино разбудишь, она, бедняжка, всю ночь не спала.

— Сколько хлопот мы вам доставили, мадам Оленька! — заметил Силия Лашхи.

— Что вы, что вы! Такие приятные гости. А ты, Бидзина, смотри у меня! Я все расскажу Софико. Настоящий Дон-Жуан! А я и не знала!

— Послушай, Оленька, к нам вчера никто не приходил?

— Опомнись, Гоча. За столом шестнадцать, человек сидело.

— Нет, я спрашиваю о посторонних. В день тысяча просителей является, всякие бродяги и проходимцы.

— Я никого не видела. А в чем дело?

— Потом скажу. Позови сюда Гаянэ, — велел Гоча и, не дожидаясь, пока Гаянэ придет, сам кинулся на кухню.

— Как не помнить, сударь, конечно, помню, — сказала Гаянэ. — Сначала пришел почтальон, принес депешу, я расписалась в дверях, он даже в переднюю не заходил. Потом пришел кучер, забрал бутылки от боржома. Ноги у него были грязные, я его в коридор не пустила. А после рыбаки явились. Я не успела дверь открыть, как они сбросили мокрые куртки и прямо в залу! Вроде больше никто не приходил!

«Значит, это рыбаки сыграли со мной такую шутку?! Похоже, что так. Ортачальские кинто, они на все способны! Спартаковцы подкупили этих мерзавцев и подослали ко мне! Но они еще пожалеют об этом!»

— Ты точно помнишь, что их было двое?

— Двое, сударь.

— Узнаешь, если встретишь где-нибудь?

— Один был рыжий, конопатый. Его непременно узнаю, живого или мертвого, а ко второму не приглядывалась, только заметила, что зубы у него спереди золотые. Я больше на ихние ноги смотрела, боялась, как бы они паркет не испачкали.


Идет дождь. Гаянэ стоит у поворота к бане Гогило, прислонясь к ставням какой-то лавчонки, и вглядывается в прохожих. Она очень устала. Голова у нее кружится. Люди, лошади, тумба с афишами, лестница, приставленная к фонарному столбу, теряют свои очертания, сливаются. Что с ней происходит? Засыпает она, что ли? Сейчас она в таком состоянии, что, пройди мимо сосед, и того не узнает, что уж говорить о рыбаке, однажды увиденном. Но что делать? Пока вечерние сумерки не спустятся на город, Гаянэ не покинет своего наблюдательного поста.

Еще хорошо, вчера, когда припустит дождь, дядя Васико пожалел девушку и позволил стать под навес немного передохнуть. Сам Васико примостился в крытом фаэтоне и болтал с кучером. Когда проходит дождь, он с Гаянэ снова бродит по ортачальским и харпухским улицам. Они ищут тех самых рыбаков. Впереди идет Гаянэ; вся съежившись, она испуганно поглядывает по сторонам, боясь встретиться глазами с прохожими, словно стыдится того недоброго поручения, которое эти глаза должны выполнить. Хотя ей и хозяина жалко. Кто бы мог подумать, что появление ортачальских рыбаков наделает столько шуму. Говорят, если их не поймают, Гоче Калмахелидзе не видать министерского портфеля.


Еще от автора Константин Александрович Лордкипанидзе
Парень из Варцихе

Многие рассказы сборника "Парень из Варцихе", принадлежащие перу грузинского писателя Константина Александровича Лордкипанидзе, написаны по горячим следам минувшей войны. Лордкипанидзе находился в рядах действующей армии в качестве специального корреспондента солдатских фронтовых газет.


Избранное

Константин Лордкипанидзе — виднейший грузинский прозаик. В «Избранное» включены его широко известные произведения: роман «Заря Колхиды», посвященный коллективизации и победе социалистических отношений в деревне, повесть «Мой первый комсомолец» — о первых годах Советской власти в Грузии, рассказы о Великой Отечественной войне и повесть-очерк «Горец вернулся в горы».


Рекомендуем почитать
Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.


Скутаревский

Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.


Красная лошадь на зеленых холмах

Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.


Моя сто девяностая школа

Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.


Я из огненной деревни…

Из общего количества 9200 белорусских деревень, сожжённых гитлеровцами за годы Великой Отечественной войны, 4885 было уничтожено карателями. Полностью, со всеми жителями, убито 627 деревень, с частью населения — 4258.Осуществлялся расистский замысел истребления славянских народов — «Генеральный план „Ост“». «Если у меня спросят, — вещал фюрер фашистских каннибалов, — что я подразумеваю, говоря об уничтожении населения, я отвечу, что имею в виду уничтожение целых расовых единиц».Более 370 тысяч активных партизан, объединенных в 1255 отрядов, 70 тысяч подпольщиков — таков был ответ белорусского народа на расчеты «теоретиков» и «практиков» фашизма, ответ на то, что белорусы, мол, «наиболее безобидные» из всех славян… Полумиллионную армию фашистских убийц поглотила гневная земля Советской Белоруссии.


Метели, декабрь

Роман И. Мележа «Метели, декабрь» — третья часть цикла «Полесская хроника». Первые два романа «Люди на болоте» и «Дыхание грозы» были удостоены Ленинской премии. Публикуемый роман остался незавершенным, но сохранились черновые наброски, отдельные главы, которые также вошли в данную книгу. В основе содержания романа — великая эпопея коллективизации. Автор сосредоточивает внимание на воссоздании мыслей, настроений, психологических состояний участников этих важнейших событий.



Водоворот

Роман «Водоворот» — вершина творчества известного украинского писателя Григория Тютюнника (1920—1961). В 1963 г. роман был удостоен Государственной премии Украинской ССР им. Т. Г. Шевченко. У героев романа, действие которого разворачивается в селе на Полтавщине накануне и в первые месяцы Великой Отечественной войны — разные корни, прошлое и характеры, разные духовный опыт и принципы, вынесенные ими из беспощадного водоворота революции, гражданской войны, коллективизации и раскулачивания. Поэтому по-разному складываются и их поиски своей лоции в новом водовороте жизни, который неотвратимо ускоряется приближением фронта, а затем оккупацией…