Клинки Керитона - [68]

— Я есть хочу, — зашептала Виретта.

— Тьфу ты, — он снова зарылся в суму, достал два зелёных яблока — протянул девушке. — Ешь, не гунди, — и через внушительную паузу, во время которой свободной рукой подгребал сено, устраивая постель, добавил: — Любимая.

У феа, как известно, слова с делом не расходятся: и ни запертые двери, ни кружившая в небе сторожевая птица, ни диковинные кряхтящие звери в клетках многим из них, как оказалось, не помеха. Заливистый храп Крэча заполнил сарай уже к середине второго яблока.

Глава 16. Тени Седогорья

Тарк-Харлас вездесущ и безжалостен. О нём говорят так: если почувствовал его близость, ты в опасности, увидел — беги, коснулся — мёртв.

Рио Бо. Формы и причуды. Гэмотт-рам как искусство жизни

Тэйд

В путь двинулись, когда диск Лайса показал над горизонтом свой окутанный маревом краешек.

Попутчики Тэйду и Саиме достались весёлые и простодушные: Коой, Траард, Рэту, Дуф, Нёт и Мару.

Траард и Рэту — здоровенные, высокие эретрийцы — лихо поигрывали огромными мышцами и веселили всех своеобразным юмором, присущим жителям лишь этой удивительной страны. Рэту был родом с островной части Эретрии, Траард — с материковой, и то, что обитатели этих областей отличались друг от друга как куриное яйцо от куска трабского сыра, помехой в их дружбе не было.

Долговязый Мару был онталаром, и этим всё было сказано: спокойный и немногословный, он выделялся огромным золотым кольцом в ноздре, увязанными в косу чёрными волосами, кожей цвета блёклого виридиана и непомерно длинными (без ногтей разумеется) пальцами.

В крови красавца Кооя, судя по смуглой коже и коротким вьющимся волосам, было немало ахирского. А вот худющий жилистый Дуф и его здоровяк-сынишка Нёт больше походили на дауларцев из Дикого Сопределья.

Нёт хоть и был Тэйду почти ровесником выглядел куда как не в пример воинственней не только его, но и собственного папаши. Тугие мышцы, игравшие под бронзой кожи, несколько шрамов на руках и торсе да ещё один поперёк щеки добавляли парнишке мужественности. Ровно, как и средней длинны волосы, сплетённые в торчавший на затылке жгут, оканчивавшийся массивным бронзовым кри в виде оскаленной волчьей пасти.

Все были хорошо вооружены, к тому же в двух крайних (из восьми) подводах Тэйд заметил спрятанные под тряпкой мечи и копья, боевой топор, балестру и пару луков, что сразу его успокоило.

Последнюю неделю стояла отличная погода. Дорога подтянулась, и повозки проходили легко, даже в грязи не вязли.

Настроение у Тэйда было лучше некуда, он шёл рядом с Рэту и Саимой, напевая: «За лесом, в тёмной пещере, томится принцесса Неора…» — шутливую песенку в которой было минимум полторы сотни куплетов. В песне пелось о неразделённой любви толстой и некрасивой принцессы Неоры к её похитителю — махровому неудачнику онталару Сааху.

На четвёртый день пути, когда впереди показалась небольшая деревенька со смешным названием Забарня, куплеты закончились, и Тэйд, Саима и Рэту начали сочинять свои. К концу же шестого, когда Забарня осталась далеко за их спинами, а впереди, под горой замаячили тауповые крыши Верхних Выселок, друзья перешли с «Сааха и Неоры» на оду Н'Халишу, не менее весёлую и жизнерадостную. «О боги, родившие змея Н'Халиша, не пили три дня и не ели неделю, они кувыркались в ромашках и мяте и пели о вечной любви и о страсти…» — звучало над лесом дружным хором.

Сразу после Верхних Выселок дорога стала значительно хуже, к тому же в обозримом будущем — дней эдак семь-восемь (это по самым скромным прикидкам) — им не должно было встретиться ни одного поселения, и надеяться отныне приходилось исключительно на собственные силы.

К середине следующего дня они миновали брод через Корижку — речушку, отсекавшую половину пути до Кривого перевала. Дальше дорога забирала круто вверх и жалась вплотную к Седой горе, сразу за которой, после небольшого леска, начинались Волчьи Пустоши — место настолько страшное и зловещее, что соваться туда на ночь глядя явно не стоило. Дуф скомандовал привал, резонно решив, что коням и людям перед сложным переходом требуется отдых.

Тут же на холмике, под большим раскидистым дубом, поставили палатки, развели костёр.

Ужин удался на славу. Дуф не пожалел двухведёрного бочонка доброго Либирского вина, лёгкого и ужасно вкусного. Они долго сидели у костра: пели песни, рассказывали смешные и забавные истории, выдуманные или с ними произошедшие.

Наступила ночь. Первый караул был за Кооем и Мару, Траард и Рэту меняли их через четыре часа и дежурили до утра. Дуф и Нёт, равно как и Тэйд с Саимой, отстояли своё вчера и, соответственно, должны были быть готовы к завтрашней ночи.

Как Тэйд ни старался, ему никак не удавалось уснуть, он уже пересчитал всех ганисских овец, затем взялся за воображаемых кабанов, хошеров и медведей — ничего не помогало.

«Как тихо-то», — ворохнулась неясная мысль в его голове в тот самый миг, когда он собирался подвести черту под поголовьем крупного рогатого скота Кетарии и Рокоды.

Он взял шерстяное покрывало и вышел из палатки. Тишина была исключительной, почти абсолютной — даже комарик не пискнул. И это не могло не насторожить. Расстелив покрывало меж двух кустов скумнии, он улегся на спину и принялся рассматривать и считать звёзды. Костёр почти погас, и все (кому было положено) давно спали. Несколько раз мимо проходил Коой. Но потом, должно, убедившись, что всё тихо, ахирец подбросил веток в костёр и сел — терпеливо дожидаться смены.