Клиника Сперанского - [20]

   - Да, да.

   - Что ж, подъезжайте, - вздохнув, сказал Дударев. Видно, особой радости от предстоящей встречи не испытывал...

   Хорошо иметь дело с пенсионерами - всегда сидят дома.

   Вот и Дударев сидел - ноги плохо слушались. Судя по внешности, было ему за восемьдесят, значит, во времена Ельцина-Черномырдина был он далеко не юноша - в районе семидесяти лет. В без малого семьдесят заведовал архивом у премьер-министра огромного государства. Уже за одно это можно было зауважать Виктора Степановича - ценил, светлая голова, старые кадры, знал, что молодняк, стремясь пошустрее состряпать карьеру и застолбить верхушку, где можно тоннами пожинать лавры, завалит любое дело, а потому держал молодежь там, где ей положено быть, не в руководителях, а в исполнителях, чтобы, как бывало испокон веку, постепенно набирались опыта. Но это так, ретроспекция, воспоминание о прошлом, сейчас всё по-другому, сейчас сорокалетнему работы не найти, потому что на фоне искушенного сорокалетнего двадцатипятилетний начальник сразу смотрится круглым идиотом.

   - Ну что, Семен Адамович? - сказал Новиков, подождав, пока Дударев устроится в своем кресле, и сев рядом на стул. - Вы уж извините, что так неожиданно.

   - Что натворил Лопатин? - спросил Дударев.

   - Помер, - коротко ответил Новиков.

   - Валерка помер? - огорошено произнес Дударев. - Такой здоровяк?

   - В газетах писали, - сказал несколько удивленный Новиков. Казалось, весь мир об этом знает. - По телевизору сообщали. По радио.

   - Не читаю, не смотрю и не слушаю, - Дударев пренебрежительно махнул рукой. - Уши от всего этого вандализма вянут. Глаза на лоб вылазят. Вон мои друзья, только с ними и общаюсь, спасаясь от этой мерзости.

   Кивнул на уставленные книгами стеллажи. Книги были в добротных обложках, многие с полустертым золотым ыпучившем, не эти ядовито-яркие лакированные , от начала и до конца испеченные компьютером, где порою в названии орфографические ошибки.

   - Да, да, - сказал Новиков, не предполагая даже, что именно в этот момент...

   Именно в этот момент молодой человек невзрачной наружности в джинсах и клетчатой рубашке с коротким рукавом умело вскрыл отмычкой дверь в квартиру Ивана Георгиевича Лисова. Сделано это было так ловко, что бывший прокурор ничего не услышал.

   Он дремал на диванчике, пребывая в полусне-полуяви, в которой то появлялся, то исчезал Валерик Лопатин, которого, похоже, все-таки убили. Недаром же приходил этот симпатичный чекист. Вот осел старый, подумал он, вспомнив вдруг, что Валерий оставлял ему перечень вопросов, в который он, Лисов, собственной рукой вписал соответствующие статьи Уголовного кодекса. Нарушения были, конечно же, вопиющие, но Лопатин за бумагой так и не пришел. Надо было бы отдать её, э-э, Владимиру Андреевичу, он ведь что-то подобное и искал.

   Лисов открыл глаза и вдруг увидел склонившуюся к нему жабью всю в наростах синюшную рожу.

   - Ва-а-а, - сказала рожа и распахнула пасть, из которой повалил черный дым, до того ядовитый и удушливый, что Лисов немедленно задохнулся...

   Молодой человек выпрямился, посмотрел на ыпучившеего глаза, с отвалившейся прокурора и потихонечку так, удовлетворенно констатировал:

   - Обширный инфаркт, что весьма характерно для данного возраста.

   Хихикнул, неслышно, на кошачьих лапах, направился к выходу. В прихожей посмотрелся в зеркало. Ничего жабьего в его заурядном совершенно не запоминающемся лице не было, но он знал, что именно в последние секунды своей жизни видел Иван Георгиевич Лисов...

   - Да, да, - сказал Новиков. - Книги - это хорошо. Я вот к вам по какому вопросу, Семен Адамыч. Виктор Степанович Черномырдин в своё время подпитывал бизнес, распределяя ссуды. В вашем архиве оставались какие-то следы?

   - Не просто следы, а целые тома, - ответил Дударев. - Но давать нашему бизнесу ссуды - это то же, что поливать из лейки пустыню Сахара. Всё мгновенно уходит в песок и ничегошеньки не вырастает.

   - Лопатин к вам именно с этим подходил?

   - Именно с этим, - Дударев усмехнулся. - Сейчас-то легко говорить, как во времена Ельцина разбазаривалось государство, но тогда проблема наваливалась на проблему. Вы же прекрасно знаете, откуда вырастали ноги у этих проблем.

   - Оттуда же, откуда растут и сейчас. Мы, русские, всем поперек горла.

   - А почему, думаете, поперек? - спросил Дударев. - Потому что народ не умеет за себя постоять. Государство использует его в качестве туалетной бумаги, а он с достоинством терпит. Таких в стае не уважают, от таких избавляются. Весь мир сейчас сколотился в огромную звериную стаю. Нужны стае Чайковский, Грибоедов, Шишкин, тот же Горький с его обостренным чувством человечьей значимости? Да упаси Бог. Это не щекочет нервы. А вот кровь щекочет, имузыка эта, от которой селезенка вибрирует, щекочет.

   - Да вы, смотрю я, коммунист, - сказал Новиков, но, увидев, как досадливо поморщился Дударев, поспешил исправиться: - Шучу я, Семен Адамыч. Конечно же, всё, что вы говорите, истинная правда. Жить надо своим умом, а не постулатами Бзежинского. Но вернемся к Лопатину. Вы ему что-нибудь подобрали?