Клиника одиночества - [63]

Стоял теплый летний день, но в воздухе уже ощущалось скорое приближение осени. Солнышко пригревало мягко, ласково, и небо было по-осеннему хрустально-прозрачным. В густых зеленых кронах деревьев проглядывали пожухлые листочки, в воздухе летали паутинки, и, приглядевшись, Стас увидел смешные ежики каштанов.

На лужайке два крепких, загорелых, как индейцы, мужика в грязных джинсах со страшным треском косили траву. И эта трава пахла тоже по-осеннему – горьким, терпким ароматом печали и скорой разлуки.

Стас купил в палатке мороженое и на ходу съел вафельный рожок, ловя языком стекающие капли. Мимо, громко топая, пронеслась группа бегунов в шортах, со старомодно привязанными к груди большими полотняными номерами. Во время учебы в академии Грабовский тоже бегал кроссы. С тех пор прошло всего два года, а казалось, целая жизнь.

Парк кончился, и Стас оказался прямо возле Любиного дома, высокой серой девятиэтажки с нарядными балконами красного кирпича. Вспомнив расположение Любиной квартиры, Стас сориентировался, на какую сторону выходят ее окна, и устроился в скверике – так чтобы она могла увидеть его из окошка. Вдруг выйдет на балкон и крикнет: «Поднимайся, я жду тебя!»

Заварит ему свежего чаю, и в кухне, тесной и уютной, они, стесняясь, сядут по разные стороны стола, но сразу возьмут друг друга за руки и будут сидеть, не поднимая глаз. Закипая, зашумит чайник, но они не смогут разомкнуть рук... Он столько всего хочет сказать ей... О том, как любит и скучает без нее, как хочет, засыпая, знать, что она рядом... О том, как на работе ему было бы приятно думать, что она ждет его дома... Но он, конечно, ничего этого не скажет, просто стиснет ее руки в своих покрепче. Он не скажет и того, что секс с ней не самое главное. Что видеть ее глаза и нежную, робкую и в то же время немного ироничную улыбку гораздо важнее...

И она поймет. Она понимает его без слов, хоть ничего о нем не знает. Когда они целовались в беседке, когда встретились в академии на уборке класса и потом у Зои – она прекрасно понимала его.

Она понимает, что его интерес к ней не просто желание, не сиюминутная страсть, а нечто более серьезное. Поэтому она так жестко отказала ему.

И Стас был благодарен Любе за этот отказ.

Вечерело, кое-где стали зажигать свет, но Любины окна оставались темными. Если, конечно, он не ошибся в расчетах и это именно ее окна. «Когда я вижу свет в твоем окне, то на душе спокойно мне, хоть ты зажгла его, маня, совсем не для меня», – вспомнились вдруг строчки из старой песни.

Он не знает номер ее телефона. Подняться, что ли, сказать через дверь: «Люба, я сижу в сквере возле вашего дома, выгляньте в окошко!» Смешно.

Стас покурил, устроился поудобнее и незаметно для себя задремал. Проснулся через час таким бодрым и свежим, словно проспал целые сутки.

Встал, помахал руками, попрыгал, чтобы согреться. Он провел хороший день в мыслях о любимой женщине, и не страшно, что не повидались.

Обратно он снова шел через парк, и по темнеющим аллеям рядом с ним незримо шла Люба...

Как она? Здорова ли, счастлива ли? Как у нее с мужем, и что это за муж такой, что не ходит с ней вместе по гостям, а вечерами не бывает дома? От этой мысли Стас остановился как вкопанный. В командировке, что ли? Люба пустила его в свой дом, проявив редкую для замужней дамы неосмотрительность. Пусть она не ждала его тем вечером, но соседей, всегда готовых доложить супругу о похождениях его половины, учесть должна была. На третьем курсе академии Стас крутил роман с замужней женщиной, так вот она никогда, ни при каких обстоятельствах не приглашала его к себе. У них был упоительный секс в квартирах Стасовых друзей, на природе, в подвале академии, на чердаке жилого дома и даже несколько раз в машине «скорой помощи». Стас работал фельдшером на «скорой», и дружески настроенный шофер давал ему ключи. Та женщина была большая экстремалка и выдумщица. Вспомнив ее, Грабовский невольно улыбнулся.

Интересно-интересно! Он напряг память. В Любиной квартире он был слишком возбужден, чтобы обратить внимание на обстановку. Но ведь обычно признаки жизнеобитания мужчины сразу бросаются в глаза. Наверное, если бы он увидел мужскую куртку, или портфель, небрежно брошенный возле столика с телефоном, или, допустим, набор гаечных ключей, то задержался бы на них взглядом.

Дальше. Ему очень нравились Любины руки – немного великоватые для женщины, с длинными пальцами красивой лепки и безупречным скромным маникюром. Особенно ему нравилось, что она не носит накладных ногтей в три сантиметра длиной и с картинками. Эта «хохлома» ужасно раздражала Стаса. В общем, он с удовольствием разглядывал ее руки и уверенно может сказать – обручального кольца она не носила, хотя какие-то колечки у нее всегда были.

Получается, она соврала про мужа? Зачем? Стас присвистнул и нервно закурил.

– Ну ты и баран, Грабовский, – сказал он себе сердито, – мегабаран! Она же думает, ты женат! А ты, придурок жизни, так рад был ее видеть, так счастлив, что забыл сказать ей: на самом-то деле ты свободен.

Женская гордость, куда деваться! Люба в своем невинном хвастовстве показалась ему очень трогательной.