Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса - [10]

«Как жить, когда тебя окружают одни жмоты?»

– Значит, ты сама ведешь хозяйство? – осторожно спросила Маша.

Юля придала себе легкомысленный вид.

– Да, пока приходится. До меня к Филиппу два раза в неделю приходила соседская бабушка, но мы рассчитали ее – не годится, чтобы старушка прислуживала молодой женщине. А найти хорошую домоправительницу – ох, как непросто. Если молодая, будет приставать к мужу, постарше – запьет… Еще нужно, чтобы умела держать язык за зубами, город-то маленький, Рыбаков тут – первое лицо, и совсем не хочется, чтобы все знали об интимных подробностях нашей жизни. Но знаешь, я даже втянулась!

…Юля, морщась и держа руки на отлете, сняла толстые резиновые перчатки. Ух, наконец-то унитаз вымыт! Каждый день, просыпаясь, она с ужасом думала об этой процедуре. Ну какую любовь может чувствовать жена к мужу, если она ежедневно драит за ним сантехнику?

Раньше Юля не задумывалась, сколько работы делают для нее чужие, наемные руки. Каким образом получается порядок в квартире и как появляются в шкафу чистые вещи. И вкусный обед возникал на столе как бы сам собой.

Она не желала отказываться от своих привычек, но теперь пришлось обслуживать себя самой. Да еще Филипп, каждый день надевавший свежую сорочку и устроивший ей настоящую выволочку, не обнаружив таковой в одно прекрасное утро.

Пришлось спешно учиться тому, что другие девушки впитывают с детства, и Юля не избежала ни одной ловушки, подстерегающей молодую неопытную хозяйку.

Первые несколько обедов были ею постыдно кремированы. Правда, Филипп благосклонно взирал на ее кулинарные упражнения и уверял, что из ее ручек любая бурда кажется ему божественным нектаром.

С утюгом она управлялась так лихо, что Рыбаков предпочитал гладить свои брюки сам. Осмотрев после первой Юлиной глажки безнадежно пригоревшую подошву утюга, он на всякий случай купил сразу два «Тефаля».

Со стиркой дело обстояло чуть легче – у Юли хватало разума запихивать в машину белое белье отдельно от цветного. Но у нее было много дорогих вещей, требующих только ручной стирки. Помучившись пару раз, она решительно запихнула свои бесценные тряпочки в машину. Гори все огнем, пусть свитера рвутся, теряют цвет – не стоят они таких усилий! Туда же отправился и дорогущий ангорский свитер Филиппа. Что ж, одежда совсем не пострадала, осталась целой и такой же яркой, только стала на пять размеров меньше.

Юля ожидала разноса, но муж только добродушно посмеялся: мол, не знал, что у них не просто стиральная, но еще и уменьшительная машина.

Убираться Юля ненавидела. Чтобы облегчить себе труд, накупила дорогих моющих средств, обещавших сияющую чистоту без малейших усилий. Но во-первых, ни одно из них не бегало само по квартире с тряпкой, во-вторых, все они страшно воняли и портили руки даже через перчатки, а на эмаль плиты, которую Юля в течение недели драила с энтузиазмом новобранца, было просто жалко смотреть.

Самое плохое, что домашние дела требовали уйму времени. Как это Машка Горошкина ухитряется за три часа сварить суп, провернуть большую стирку, вылизать квартиру до зеркального блеска, одновременно болтая с Юлей по телефону? Это было непостижимо.

А главное, ради чего она превратилась в домработницу, почти рабыню? Ради чего отказалась от привычного уклада жизни? Переехав к Филиппу в город-сателлит, она не только проиграла материально, но и лишилась привычного круга общения. Все светские знакомства остались в Питере, и пусть до них было всего сто километров, связи разрушились почти безнадежно. Новыми знакомствами Юля не обзавелась – здесь просто не было людей «ее уровня». Кроме того, Рыбаков, будучи приятным в обхождении, оказался очень замкнутым человеком. Юля представляла, как будет «дружить семьями» с его заместителями и руководством города, но у Филиппа Владимировича это не было заведено.

– Невозможно руководить человеком, если ты вчера пил с ним водку, – говорил он, – а от дружбы жен упаси меня бог! Марья Ивановна попросит, чтобы ты устроила ко мне ее разгильдяя-племянника, ты захочешь ей угодить. Не от большой любви к Марье Ивановне, а чтобы показать, как много ты для меня значишь. И мне придется терпеть либо никчемного племянника на работе, либо скандалы в доме. Ни то ни другое мне не нужно.

Она вдруг стала очень одинока. Филипп целыми днями торчал на работе, позволяя себе один выходной в две недели, приходил домой спать и есть. «Роскошь человеческого общения» была ей теперь доступна только по вторникам, когда Юля, перешедшая в заочную аспирантуру, ездила на кафедру.

Не слишком ли все это большая цена за то, чтобы по ночам терпеть ласки, оставляющие ее равнодушной? Филипп был чутким и сильным любовником, но в его руках Юля не испытывала того трепета, о котором мечтала с ранней юности и слабую тень которого почувствовала при первом знакомстве с мужем. Несмотря на зрелый возраст, Филипп оставался странно целомудренным, скованным, будто боялся обидеть ее нескромным движением.

Как-то он пришел в десятом часу после тяжелого совещания, измотанный так, что даже отказался от ужина.

Секса не будет, подумала Юля, укладываясь рядом. Но Филипп привлек ее к себе.