Клинические лекции по душевным болезням - [88]

Набл. VII

Следующий больной В…, достигший зрелого возраста без сколько-нибудь заметных психических отклонений, также являет собой пример расстройств различных видов чувств, характерных для второго периода хронического бреда; постоянно мучимый преследователями, он тоже вооружается револьвером; ночью выслеживает своих врагов на лестнице, гонится за женой и пытается нанести ей удары. Начало болезни относится к 1883 г.: вначале все ограничивалось разговорами и смешками на улице, случайным свидетелем которых он становился и которые относил на свой счет, затем появляются слуховые галлюцинации и позднее — эхо мысли; он обвиняет во всем учащихся соседней школы, затем — одного из своих должников. Он страдает также многообразными расстройствами общего чувства, ощущает некий „электрик“, который не дает ему спать, чувствует проникающую в головку полового члена иголку; на него действуют электрическими разрядами, берут в оборот его голову. После помещения его в больницу наступает непродолжительное улучшение в состоянии, но через несколько дней все расстройства возвращаются.

Период преследования: расстройства общего чувства, галлюцинации слуха. Ношение револьвера.

Больной В… 59-ти лет поступил в больницу в ноябре 1888 г. во второй раз: в первый — он был помещен сюда в апреле того же года.

Семейный анамнез. Отец умер в 52 года: он был сердечный больной и пьяница. Мать, парализованная, умерла в 54 года. Брат здоров. У больного было о детей, пятеро умерли: четверо в раннем возрасте, пятая от туберкулеза в 32 года. Из трех оставшихся в живых: дочь нервная, впечатлительная, с косоглазием; Двое сыновей умны и работящи.

Больной не посещал школы и не умеет читать и писать. Он крепкого сложения, очень хороший работник, всегда был трудолюбив, умен и заботлив в отношении к близким. Иногда выпивал сверх обычного — тогда делался раздражителен и всем недоволен. Начало бреда относится к периоду пятилетней давности, но и до того он уже несколько лет обнаруживал изменения в характере: стал возбудим, ревнив, подозрителен, все время словно чем-то удручен и озабочен. Подозрения его, вначале эпизодические, стали в течение последних 4–5 лет постоянными. На него будто бы косо смотрели на улице; если смеялись, то над ним; если двое разговаривали, то не иначе как о нем тоже. Эти переживания привели к его первому переезду в 1885 г. На новом месте соседи также нарочно шумели: чтоб докучать ему, подмастерье не выходил вовремя на работу: ходил и рассказывал всем, что делается у больного дома — тоже связался с его недругами. Рядом с его домом была площадка для танцев — там специально шумели, чтоб не давать ему спать; с некоторыми другими жильцами он составил петицию к префекту полиции с просьбой, чтоб танцы прекратили. Начиная с этого момента, все ополчились против него и он в 1886 г. снова переехал. На новом месте он чувствовал себя спокойно лишь несколько дней, затем начал слышать оскорбления в свой адрес: „Негодяй, каналья, мошенник!“ — говорили ему голоса мужчин и женщин. Они собирались иногда числом до восьми-девяти: чтоб сообща делать ему гадости. Он ни разу не видел их в лицо, не знал, почему они этим занимаются, и никого пока не обвинял лично. В начале 1887 г. он начинает предполагать, что за всем этим стоят учащиеся коммерческого училища, где он работал прежде преподавателем портняжьего дела — вскоре к ним присоединились нанятые для той же цели публичные женщины.

В июле 1887 г. он уезжает в Бельгию и чувствует себя там в относительной безопасности.

По его возвращении в Париж некто С…, человек, занявший у него деньги, начал действовать заодно с его преследователями: по ночам они расхаживают по улицам и во всеуслышание выкрикивают оскорбления в его адрес, они же сняли комнату этажом ниже и собираются там, понося его и говоря непристойности о его жене и дочке. Этот С… особенно настроен против него, потому что больной требует у него взятые им в долг три тысячи франков. В это время он начинает испытывать действие электричества, которое не дает ему спать: они со своей машиной» мешают ему есть, оправляться, «всячески над ним издеваются». Они «парализуют» ему руки и ноги, иногда вводят ему в головку полового члена иглу — она входит в тело, начинает действовать и у него возникает эрекция и истечение семени. Он слышит звонки в ушах и одновременно испытывает возбуждение в половых органах: наверно, говорит он, они чем-то вертят, от чего у него звенит в ушах. Примерно в то же время «они» начинают называть словами все, что он делает или думает, повторяют за ним все, что он сказал, предрекают, что он скоро умрет. Обратиться с жалобой в полицию он не решается: потому что плохо говорит по-французски.

Теперь он не рискует выходить на улицу иначе как вооруженный револьвером: поскольку они всюду следуют за ним и везде его оскорбляют. Слежки за собой он не видит, но постоянно слышит ругань. Он попадает в больницу — в первые дни его пребывания в ней галлюцинации продолжаются: он по-прежнему чувствует «уколы» в голову, в половой член. Постепенно, однако, он делается спокойнее; дети его в это время переезжают и его в июле 1888 г. выписывают. В октябре того же года он навещает в больнице знакомых и с печальным видом рассказывает им, что травля и мучения возобновились — он хотел бы уехать из Парижа, чтобы уйти от преследователей. Дети говорят про него, что за время болезни он стал менее ловок и проворен. Ему мешают работать, не дают запустить машину, у него горят иглы — он сам не знает, как «они» умудряются делать это. Он слышит, как они расхаживают по комнате этажом выше, называет имена своих бывших учеников по училищу. Его оскорбители собираются по ночам в комнате этажом выше, днем — там же и этажом ниже, иногда говорят за стеной у соседа. Они повторяют его мысли, ловят его на каждом слове, он часто вынужден против воли отвечать им. Ему посылают электрические разряды, «всегда одни и те же», он чувствует в особенности уколы в области темени, они «воздействуют ему на мозг». Ночью он оставляет дверь открытой и караулит с револьвером в руке, иногда зажигает лампу, идет искать врагов на лестнице; однажды вечером нашел там свою жену и — набросился на нее с кулаками. Когда дети пытаются урезонить его, доказать, что он ошибается, он приходит в ярость — два сына его вынуждены были уйти поэтому из дома. В октябре он обвиняет одного из сыновей в том, что тот был вместе с его врагами в соседней комнате и обсуждал с ними, как вернее навредить ему. Напуганные его поведением, соседи пишут жалобу, и его задерживают. «Это все тот, которому я дал в долг денег, говорит он, они же мне ясно сказали, что заставят меня съесть больше, чем я с него требую».