Клинические лекции по душевным болезням - [192]

Нетрудно заметить конечно, что всякая собственно человеческая, творческая, мыслительная и пр. деятельность легко укладывается в широкое ложе проявлений маньяновской дегенерации. Сам Маньян больше чем кто-либо подпадает под собственное клеймение. Любой мало-мальски грамотный психиатр скажет вам (и сделает это на основании опыта, а не одних только теоретических концепций), что интерес к медицине вообще и к психиатрии в особенности, равно как и стремление к преподавательской деятельности, к распространению своих знаний, потребность в напряженной работе ума и еще больше — к поискам конечных истин: тем более когда такие усилия сугубо бескорыстны; равно как и из ряда вон выходящая человечность и гуманность — особенно когда она декларируется публично и становится делом жизни; всякое дело жизни вообще, тем паче, когда оно сопровождается природной возбудимостью характера и идейной нетерпимостью, парадоксальным образом сочетающейся с житейским добродушием и нетребовательностью (что легко угадывается в холерическом, обидчивом и мстительном отношении Маньяна к его научным оппонентам) — все это и многое другое, конечно же, достаточно для отнесения носителя этих черт к разряду, пускай высших, но дегенерантов — заодно, впрочем, и с теми, кто ставит этот вопрос, кто вообще способен ставить какие-либо вопросы и со всеми интеллектуалами Франции и всех стран и времен вместе взятых.

Нетрудно предсказать реакцию общества на такого рода нелицеприятную критику. Клинический, пока что наиболее адекватный метод исследования больной психики (в этом Маньян был совершенно прав) оказался скомпрометирован и загнан назад в стены психиатрических лечебниц. Его место в обществе: вернее, место, на которое он рассчитывал — занял психоанализ, объяснявший малые, а затем и большие душевные расстройства невротическими функциональными срывами и реакциями, претерпеваемыми в ходе индивидуального опыта и развития. Психоаналитики и бред и галлюцинации склонны выводить не из материального страдания, не из реализации генетической возможности, а из конфликтов «Я» с бессознательным началом и с «супер-эго». Теория эта, в применении к причинам больших психических болезней, совершенно фантасмагорична и является своего рода психиатрической астрологией. Она имеет, правда, одно неоценимое преимущество сравнительно с классической психиатрией: «снимает» с человека угрозу наследственного фатума, а с человечества тяжкий груз предшествующего биологического развития и внушает ему ничем не оправданное, но столь необходимое спокойствие. Положительной его стороной, надолго закрепившей его место в медицине нынешнего столетия, явилось широкое распространение им психотерапии, которой пренебрегала психиатрия классическая и которая естественным образом вытекала из постулатов психоанализа. Ложные теоретические предпосылки, как известно, не всегда влекут за собой неправильные практические следствия: психотерапевтическое и в широком смысле средовое воздействие оказывается эффективным и подчас единственно возможным средством в случае статичных наследственных состояний, не обусловленных текущим болезненным процессом: стационарных картин «изъянов» нервной системы, которые нуждаются в своего рода внешних костылях, в сторонней психотерапевтической помощи. В последние десятилетия, впрочем, психоанализ сдает свои позиции — незаметно и очень медленно подвигается вперед так называемая биологическая психиатрия, специально изучающая патогенетические механизмы психических заболеваний; что же касается большой психиатрической теории, то она, по сути дела, повсеместно безмолвствует. Господствующая, например, в США и оттуда распространяющаяся по всему миру классификация психических болезней и, следовательно — психиатрических знаний отличается крайним прагматизмом и удивительной теоретической беспомощностью: она представляет собой не что иное как перечень патологических болезней и состояний, используемый единственно в практических целях и заведомо не претендующий на какие-либо обобщения: как список товаров в торговом каталоге. Действительно интересным в этом столетии были близнецовые исследования, подтвердившие роль генетических факторов в развитии психических болезней и личностных аномалий, и эпидемиологические обследования населения — подворные психиатрические обходы, документально подтвердившие факт чрезвычайного распространения психических расстройств в человеческом обществе.

Маньян, стало быть, был прав, когда считал, что генетически обусловленные психические расстройства и «отклонения», родственные душевным заболеваниям, широко распространены в человечестве Архаичным, совершенно не соответствующим смелости его работ и в его случае почти комичным было его отношение к описываемому им явлению — сугубо негативное и враждебное, заимствованное им из культуры прошлых столетий. Нетрудно доказать, что по своему мировоззрению Маньян был, как говорили раньше, «представителем» старого патриархального, преимущественно сельского уклада жизни, в котором не было места для личностных и поведенческих девиаций — особенно публично обнаруживаемых.